В первый момент, почувствовав боль, он коротко охнул. Потом отчаянно закричал. Отшатнувшись назад, Карера отпустил «Санджет», упавший возле его ног. Руками попытался стереть порошок с лица.

Скорее всего это трение лишь ускорило процесс разъедания тканей. Крик немедленно перешел в утробный стон, а из‑под пальцев потекла кровавая жижа. Порошок быстро уничтожал все, что было в горле, и через несколько секунд крики превратились в булькающий и урчащий звук, как от забившейся канализационной трубы.

С таким звуком Карера повалился на пол, все еще держась за лицо руками – так, словно хотел удержать его на месте. Из‑под ладоней уже выходили огромные кровавые пузыри. Кровь, смешанная с тканями из распадавшихся легких.

В эту секунду у меня в руках оказался «Санджет». Стоя над командиром «Клина», я наблюдал, как он тонет в собственной крови. Одетое в полисплав. тело задергалось.

Мне жаль.

Подняв лазер к его лицу, закрытому судорожно сжатыми руками, я нажал на спуск.

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Когда я закончил свой рассказ, Респинеджи сложил руки таким жестом, словно на самом деле был маленьким мальчиком. Которым он лишь казался. Потом Джоко коротко вздохнул:

– Восхитительно. Что‑то эпическое.

– Прекрати.

– Нет, в самом деле. Мы – слишком молодая цивилизация, всего сто лет на этой планете. Нечто подобное на самом деле необходимо.

– Ну хорошо.

Пожав плечами, я потянулся к бутылке, стоявшей на низеньком столике. Загипсованный локоть отозвался на движение резкой болью.

– Считай, что получил все права. Хочешь – продай это Лапинии. Пусть сделают оперу из нашего долбаного путешествия.

– Можешь смеяться, но здесь есть рынок для такого продукта.

В глазах Респинеджи загорелся огонек предпринимательского интереса.

– К сожалению, у нас почти все привозится с Латимера. Кто знает, долго ли проживет общество, выстроенное на чужих идеалах?

Я налил еще один, полный стакан виски.

– Кемп его знает…

– О‑о, Такеши, политика… Совсем другое дело. Кемп – лишь помесь неоквеллистских настроений и старого доброго коммин… комму…

Он пощелкал пальцами:

– Помоги, ты же с Харлана. Как там его называли, у вас?

– Коммунитарианизм.

– Да, конечно. – Респинеджи глубокомысленно покачал головой. – То есть продукта, не выдержавшего проверки временем. В противовес старой доброй героической саге. Плановое производство, общественное равенство… Наивная надуманная конструкция. Ради всего святого, кто на такое купится? Где вкус жизни? Где кровь и где адреналин?

Отхлебнув виски, я принялся разглядывать унылые крыши складских построек. Раскоп‑27. Угловатые формы строений неплохо смотрелись в сиянии предзакатного солнца. Судя по трансляции, наполовину съеденной помехами и кодированием, война откатилась на экватор, к западу. Что‑то похожее на контрудар Кемпа, к которому Картель не был достаточно подготовлен.

Жаль, что теперь у них нет Кареры и думать больше некому.

От глотка виски меня слегка передернуло. Алкоголь действовал сильно, но как‑то мягко. Все лучше, чем пойло из Заубервилля. По ощущениям – прошла всего неделя с того дня, как мы с Депре распили бутылку на двоих. Не мог и представить, что окажусь в одной комнате с Респинеджи.

– Там прольется много крови, – заметил я, кивая в сторону экрана.

– Да, теперь – конечно. Революция… Представь, что будет после. К примеру, если в результате нелепой войны победит Кемп и осуществит то, что обещано в плане избирательной системы? Как полагаешь, что тогда произойдет? Могу подсказать.

– Полагаю, можешь.