Я на мгновение прикрыл глаза:

– Да, я был на Иненине. Ты расскажешь о своем деле или нет?

Шнайдера распирало. Похоже, теперь он собирался рассказать мне все. Позволив себе наглость снова дотянуться до моих сигарет, он откинулся на стуле:

– Известно ли тебе, что на побережье Северного выступа, чуть выше Заубервилля, расположена наиболее древняя из известных археологам стоянок марсиан?

О, да‑а…

Я вздохнул, выпустив дым мимо его лица, прямо в стекло иллюминатора, из которого открывался красивый вид на Санкцию IV. Чего‑то подобного и следовало ожидать. Впрочем, сообщение Яна Шнайдера до некоторой степени разочаровало. Я подумал: можно ли за время нашего непродолжительного знакомства получить хотя бы общее представление о сложном предмете, которым были останки цивилизации с закопанным в их глубине технологическим дерьмом.

За пять веков, прошедших с момента нашего появления в марсианском мавзолее, люди так и не поняли, что за артефакты оставила вымершая цивилизация соседней с ними планеты. Останки лежали вне нашей досягаемости или понимания. Возможно – того и другого, но откуда нам знать?

Пожалуй, единственным по‑настоящему полезным открытием стали космические навигационные карты, едва расшифрованный способ записи которых позволил направлять корабли по заранее намеченным направлениям.

Этот успех в сочетании с огромным количеством руин и артефактов, обнаруженных при помощи тех же карт, способствовал бурному росту будораживших общество теорий, идей и даже культов. Перемещаясь по Протекторату в разнообразных направлениях, я успел познакомиться со многими из них. Как‑то слышал параноидальную историю, будто правду скрывают, и Объединенные Нации давно засекретили информацию об астронавигационных картах, на самом деле пришедших из нашего же далекого будущего.

Наконец, существовало вполне обстоятельно и живо изложенное поверье, по которому мы сами представляем собой потомство марсиан. А впереди нас ждет объединение с духом предков, достаточно лишь подкопить кармической энергии. Кое‑кто из ученой братии по сей день забавляется теориями, представляющими марсиан своего рода дальним форпостом – колонией, отрезанной от материнской цивилизации. Поговаривали о том, что ворота для входа по сей день находятся где‑то, точнее, неизвестно где. Лично мне нравилась следующая теория: марсиане перебрались на Землю, став дельфинами. Специально, чтобы не иметь ничего общего с прогрессом технологий.

В конце концов вышло что‑то такое. Они исчезли, а нам досталось собирать обломки.

Шнайдер вновь осклабился:

– Думаешь, я просто так, да? Оживляю детские голограммы?

– Что‑то вроде.

– Ну‑у, тогда пойдем дальше, – он пыхтел моей сигаретой, затягиваясь неглубоко и коротко, так что при разговоре дым вылетал изо рта. – Видишь ли, все почему‑то считают, что марсиане походили на нас. Разумеется, не физически. Я имею в виду, что цивилизацию марсиан предполагают основанной на едином с нашей собственной цивилизацией культурном базисе.

Основанной на едином культурном базисе? Слова явно не вписывались в имидж Шнайдера. Он цитировал кого‑то еще, и во мне начал просыпаться интерес.

– Таким образом, при исследовании мира, подобного этому, мы считаем главным успехом обнаружение центров обитания. Как обыкновенно выражаются, городов. Мы находимся на расстоянии примерно в два световых года от системы Латимера, есть две пригодные к обитанию биосферы и примерно еще три, требующие небольшой доработки, везде осталось по крайней мере некоторое количество построек. Впрочем, едва сюда добрались исследовательские зонды, деятельность была прекращена, а пришельцы мгновенно убрались.

– Мне кажется, «мгновенно» – это преувеличение.

На досветовых скоростях даже самой технически упакованной колонии потребовалось бы года три, чтобы пересечь расстояние от системы двойной звезды Латимера до этой маленькой звезды с невообразимым названием Санкция IV.