* * *

    Ночи действительно прошла спокойно, если не считать жалобных криков девок, к которым то и дело наведывались отдохнувшие казаки. Да и поутру воины смогли спокойно зажарить несколько барашков, без жалости пустив на костры каркасы нескольких шалашей. Только после полудня примчалось трое встревоженных разведчиков:

    -  Турки из Азова вышли. Пятнадцать сотен янычар, пара тысяч татар конных.

    -  Пусть идут, - прищурился на небо атаман Черкашенин. - До вечера еще далеко.

    -  Потревожить надобно, - покачал головой Адашев. - Как бы назад не повернули. Вдруг подумают, что нас нет уже?

    -  Коли вышли, сюда дойдут, Даниил Федорович, - не согласился казак. - Иначе зачем отправляться?

    Однако, когда с известие о приближении врага примчались дозорные московского отряда, дьяк решительно поднялся, надел шелом и, застегивая ремень под подбородком, сказал:

    -  Надо навстречу выступать. А то нас самих в этом стойбище врасплох застанут. Пора.

    На этот раз казак спорить не стал, и вскоре их общий отряд выехал из разоренного кочевья.

    На вражеский разъезд они наткнулись уже через две версты. Татары метнули стрелы, шарахнулись назад. Казаки, перейдя в галоп, погнались за ними, и вскоре вынеслись на всю османскую армию.

    Упрежденные дозором, янычары успели перестроиться в широкую шеренгу, глубиной пять рядов, ощетинившуюся копьями. Края этой живой стены прикрывали татарские отряды по пять сотен каждый.

    Казаки замедлили шаг, перейдя на рысь, а в полутысяче саженей от врага и вовсе остановились. Очертя голову кидаться на лес из полутора тысяч пик они готовы не были.

    Боярин Адашев привстал на стременах, оценивая обстановку. У османов имелся явный перевес в луках - казаки этим оружием не владели вовсе. В лучшем случае один из десяти тетиву натягивать умел. Зато пешим янычарам за конным врагом никак не поспеть. На что же они рассчитывают? Что незваные гости сами собой на пики наколятся?

    -  Атаман, сколько татар выходило из крепости?

    -  Две тысячи, Даниил Федорович.

    -  А здесь их от силы половина, - боярин Адашев подтянул к себе лежащие на крупе коня колчаны. - Обойти нас османы хотят. В спину ударить, и к янычарам на растерзание прижать. Готовься, атаман. Как от пешцов уходить станем, за нами устремляйтесь. Навстречу обходному отряду пойдем.

    Даниил Федорович потрепал коня по шее, оглянулся на своих воинов, одетых в железо холопов и боярских детей:

    -  С нами Бог, други. Не посрамим земли русской! Не пожалеем живота своего за Отечество!

    Маленький отряд кованой конницы перешел на шаг, а потом, постепенно ускоряясь, помчался вдоль янычарского строя, в паре сотен саженей, навскидку меча стрелы в плотный османский строй. Начали щелкать тетивы и в татарских отрядах, но навстречу всадники не двинулись, не решаясь обнажать края пешего строя. Вместо встречной атаки из янычарских рядов затрубили горны.

    Между тем, вскачь пролетев мимо врага, бояре развернулись назад, к своим, кидая луки обратно в чехлы, перехватывая в левые руки щиты, а в правые - толстые, с глубокими долами рогатины. Казаки, также опуская пики, устремились следом за ними. Позади опять призывно затрубил рог. Конница с опущенными жалами копий - змей крови, как называли их далекие предки - перемахнула гребень пологого холма, влетела в сырую лощину за ним, поднялась на новый гребень, словно атакуя в странном безумии невидимых постороннему взгляду призраков. И вдруг из-за ближнего холма, прямо в лоб, выметнулась точно такая же конная лава с опущенными пиками.