-  Покормим, барин, как же не покормить? И в людской уложим. Идем, барин, хозяин ждет.

    На этот раз Костю проводили не в трапезную, а в одну из комнат, носившую налет как аскетичности, так и небывалой роскоши. Рубленные бревенчатые стены - и роскошный персидский ковер на полу. Икона в потемневшем окладе - и резное французское бюро красного дерева. Ничем не закрытые окна с распахнутыми во двор ставнями - и книга в тисненом золотом переплете на подоконнике. Грубо сколоченный табурет - и чернильница венецианского стекла. На простом столе из струганных досок - серебряный пятирожковый подсвечник с причудливо переплетенным лиственным орнаментом.

    Сам хозяин из-за августовской жары сидел в одной только черной шелковой рубахе и цветастых штанах из какой-то блестящей ткани - то ли атлас, то ли тонкая парча, то ли люстрин. В общем, какая-то иноземная поволока.

    -  Это ты, Константин Алексеевич? - поинтересовался опричник.

    -  Здрав будь, боярин Андрей, - с кривой ухмылкой кивнул Росин, ясно понимая, что ответной здравицы не услышит.

    -  Поверить не могу, что оскорбил ты так Ивана Васильевича во время встречи прошлой, Константин Андреевич, - мотнул головой Толбузин, - Никак не могу. Это же надо, царю, царю предложил трусом сказаться! Но государь милостив, и никакой кары на тебя накладывать не захотел…

    -  А ты хотел, - сделал соответствующий вывод Росин. - Чего же позвал тогда, коли нелюб я тебе?

    -  Потому позвал, что люб-нелюб, а боярин ты русский, и службу государеву нести обязан.

    -  А скажи, боярин Андрей, пять пушечных стволов для русской рати заменят для нее одного боярина? - не дождавшись приглашения, Костя сам уселся на пустующий табурет. - Или нет… Десять стволов?

    Андрей Толбузин, опустив руки на подлокотники немецкого кресла с матерчатой спинкой, закинул ногу на ногу.

    -  Нынешним летом дьяк Даниил Адашев по указанию государя ходил кочевья крымские воевать. Вернулся он с успехом, Константин Алексеевич, и добычей преизрядной.

    -  Я рад за него, боярин, - пожал плечами Росин. - Очень рад.

    -  А еще сказывал он, - продолжил Толбузин, - что в сече у крепости турецкой Op-Копы татары глиняного человека на него напустили ростом о пяти саженей, три сажени в плечах и вонючего преизрядно.

    -  Опять?

    -  А потому как разгромлен Даниил Федорович не был, и людей своих в целости на Москву привел, страхом рассказов сих оправдать уже нельзя.

    -  Вот, значит, как, - задумчиво почесал в затылке Костя. Ко всем проявлениям сверхъестественного он относился с большой долей скепсиса, однако даже самые твердые убеждения человека, сперва провалившегося вместе со многими друзьями в шестнадцатый век, затем познакомившегося с призраком в доме одного из своих друзей, потом побывавшего в лапах лесной нечисти, способны рано или поздно дать трещину. - Но как они это делают?

    -  То нам, Константин Алексеевич, неведомо. Но понятно, что не с Божией помощью.

    -  Хорошо, - Росин поднялся, подошел к открытому окну, посмотрел сверху вниз на своих холопов, поящих коней теплой водой из стоящего во дворе корыта: - Меня это каким боком касается, боярин?

    -  Подл ты, Константин Алексеевич, и хитер, - прямо заявил хозяин дома, - а потому именно тебе я хочу поручение одно дать.

    Росин хмыкнул, повернулся к опричнику лицом.

    -  Проведав про колдовство басурманское, государь повелел мне колдунов, знахарей и ведуний по Руси нашей собрать, дабы своими чарами татарской магии они противостоять могли.