|
Имея их, — почти пропел он, — я могу не думать. Понимаешь? Могу не думать. Они думают за меня. Они дают мне советы. Они учат меня. Они умные. — Голос его приобрел торжественность. — Они все знают. Они даже знают, кого уважать, кого презирать, кого ненавидеть. В любую минуту, когда мой разум не может дать уверенного ответа, я могу спросить их: «А что вы посоветуете мне делать? Как по-вашему?» И они ответят. И это будет правильный ответ. — Голос отчима стал хриплым от волнения. — И чем больше денег, тем они, вернее тем я, их обладатель, умнее. Понимаешь? Постарайся понять. И ты будешь жить хорошо… — Он устало сел, тыльной стороной ладони отер вспотевший лоб. — Значит, ты поступаешь в техникум, получаешь ежемесячно стипендию, а через четыре года ты — самостоятельный человек и получаешь право возражать мне. А пока будь любезна подчиняться.
— Учиться в техникуме я не буду. Принципиально. — Посмотрим. — Не буду. — Посмотрим, я сказал. Как бы твоя судьба не стала такой же нелепой, как твое имя. — Не я выбирала себе имя. — Но судьбу ты можешь выбрать сама. — Не могла же я назвать свою дочь, например, Настей?! — словно очнувшись, Виолетта Яковлевна всхлипнула. — Разговор окончен, — тихо и холодно произнес отчим. — Пока я здесь хозяин. А ко всякого рода несовершеннолетним можно применить элементарные меры наказания. — Например? — с вызовом спросила Натали. — Например, снять штаны и выпороть, — объяснил отчим. Она выбежала на улицу, сбросила валенки и в одних чулках стояла на снегу, пока к ней не подскочила Виолетта Яковлевна. — Дурочка, дурочка, дурочка, — бормотала она, всовывая ноги дочери в валенки; выпрямилась, тяжело дыша. — Тебе уже пора понять: Иосиф Иванович твой отец, ты обязана… — Мой отец погиб на фронте, — мерзлыми губами выговорила Натали, — а этот жирный, безголосый, бессовестный… Пощечина оглушила ее. Натали стояла с закрытыми глазами. Откуда-то доносился голос матери: — Хотя бы ради меня… — Как тебе не стыдно? — прошептала Натали. — Молчи. Ты ничего не понимаешь. У тебя нет сердца. Ты… — Идем. Я понимаю все. Несколько дней после того, как прошло воспаление легких, были для Натали самыми счастливыми за последнее время. Ничего уже не болело, просто она ослабла, с удовольствием лежала в просторной и теплой палате и читала. И думала. Она очень боялась встречи с матерью, но встреча оказалась радостной. Они обнялись и поплакали. Натали спросила: — У меня будет брат или сестренка? Виолетта Яковлевна даже не удивилась вопросу, ответила скорбно: — Нет. Никогда. — Но ведь он будет сердиться из-за этого. — Нет, он умный, он понимает, что если врачи не советуют, то… А тебе рано рассуждать на подобные темы. — Я еще спрошу. За что ты его любишь? Объясни, мне будет легче его терпеть. И мать сразу стала прежней — робкой и напуганной, пробормотала: — Подрастешь, я тебе все расскажу. Домой Натали вернулась исхудавшей и уже какой-то другой. — А ты изменилась, — сказал отчим, — надеюсь, что в лучшую сторону. Она встретила умоляющий взгляд матери и промолчала. И так теперь случалось каждый раз: только Натали собиралась ответить отчиму, как встречала умоляющий взгляд матери. И жалела ее. — Давай подведем итоги твоего последнего проступка, — через несколько дней сказал отчим. |
