Я тихо засмеялась: если бы весной кто-нибудь сказал мне, что осенью я буду стоять на пороге кабинета в объятиях Снегова и думать, что это счастье… Да я бы, наверное, просто отправила бедолагу… к врачам!

Внутри шевельнулось опасение: не была ли я права тогда, а не сейчас? А, неважно. Я блаженно закрыла глаза. В любом случае еще одну маленькую вечность можно ни о чем не думать, а просто ощущать тепло и покой.

И все-таки, что дальше? Снегов будто услышал мой вопрос, позвал:

— Тикки…

Я подняла лицо. Он отвел прядь с моего лба, поймал взгляд, чуть улыбнулся. Я потянулась к нему.

Как это уже было однажды, мир стал медленно заворачиваться. Оставалось только ощущение его губ и рук. Мы целовались и не могли оторваться друг от друга. Поцелуи его были нежны, а то и дело прорывающаяся страстность заставляла меня забыть обо всем на свете.

Снегов мягко отстранился.

— Пойдем, провожу тебя домой.

Всю дорогу мы шли пешком. Улицы, каналы и скверы миражами проплывали мимо. Сначала я боялась заговорить, и только исподтишка рассматривала его, стараясь не делать этого слишком нарочито (по-моему, Снегов замечал мои маневры, но не подавал вида). Прямого покроя длинный плащ и намотанный в несколько оборотов шерстяной, но тонкий и совершенно невесомый шарф делал его похожим на сказочного персонажа.

Иногда мы и заговаривали — оказалось, что «живьем» говорить с ним совсем не страшно. Уж во всяком случае, не страшнее, чем с Бродягой на форуме.

— Что же это получается? — спросила я. — Мы два года перестукивались через стенку между кабинетами, воображая, что пишем в неизвестные дали?

Снегов рассмеялся:

— Выходит, что так.

— И ты, нет, вы, вы знали все и молчали? Как не стыдно? Трое мужчин на одну беззащитную женщину…

Снегов шевельнул бровью.

— На одну?

Настала моя очередь смеяться.

— И как мне теперь всех вас называть?

Он серьезно заглянул мне в глаза.

— Меня зовут Рюрик.

— Ну уж нет, бродячий профессор Рюрик, с окончательными выводами я пока подожду.

Чуть позже Снегов заметил:

— Между прочим, Бродяга был сильно озадачен твоим подарком.

— Что такое? Ему не понравилось?

— Очень понравилось. Только показалось, что подарок пришел слегка не по адресу.

— Ну да, все правильно, — как ни в чем не бывало, пояснила я. — Леди сначала присвоила Тиккин стиш, а потом переделала и подарила Бродяге.

— Остроумно. Ну, а на самом деле?

Я приостановилась, подняла на него счастливые глаза.

— Мы писали его втроем. А… кого ты сейчас во мне видишь?

Он на секунду задумался.

— У тебя глаза Тикки, повадки Леди, а все остальное от Людмилы Прокофьевны, — сказал он, целуя меня в сомкнутые вовремя веки.

— Наверное, сложнее всего поцеловать повадки Леди, — рассудительно заметила я.

Он тихо рассмеялся.

— Я не боюсь трудностей.

Когда мы подошли к моему дому, было поздно. Уже у двери квартиры Рюрик привлек меня к себе и легонько поцеловал.

— Спокойной ночи.

Я удержала его руку.

— Уже поздно. Метро не работает.

— Ничего. Я поймаю такси.

— Куда ты сейчас пойдешь? Домой, к маменьке?

Такая мрачная тень легла на его лицо, что я больше не раздумывала.

— Ты никуда не пойдешь. Я не отпущу тебя в такой час. Уж как-нибудь найдем, где разместиться. Гостевую комнату ты уже освоил…

Я говорила, он отвечал, звучали правильные слова, но оба мы знали, что они не имеют значения, все происходит само и будет так, как должно быть.