— Опять же мосты… Их наверняка развели…

До развода мостов оставалось по меньшей мере два часа, но Снегов не стал на это указывать. Он спрятал усмешку и прошел внутрь.

Закрыв входную дверь, он убедился, что замок защелкнулся, и обернулся ко мне. В следующий момент я оказалась в его объятиях, и мы неудержимо целовались.

Оторваться друг от друга было совершенно невозможно, и все же я, приподнявшись на цыпочки, потерлась щекой о его щеку, шепнула, не открывая глаз:

— Может, все-таки дать тебе тапочки?

— Непременно… — Звучавшая в его словах ирония была столь же убийственна, сколь хорошо замаскирована.

Как мы умудрились выбраться из верхних шкурок и обуви, практически не выпуская друг друга? Его шарф показался мне нескончаемым. Пытаясь размотать и стянуть, я так запуталась, что Снегов, подавив смешок, осторожно отнял хвосты («Нет, ничего личного… Просто не хочу быть задушенным») и высвободился, другой рукой придерживая меня — словно боялся отпустить даже на миг.

Чуть не зажмурившись от смущения, я потянула его в спальню. Перешагнув порог, он обвел комнату внимательным взглядом, замечая, казалось, каждую деталь, потом взял мое лицо в ладони, нежно провел пальцами по щекам, по контуру бровей, коснулся нижней губы…

Дрогнув, я прижала к щеке его ладонь. Склоненное надо мной лицо приближалось завораживающе медленно; темно-карие глаза казались нездешне огромными. Не выдержав, я сама подалась навстречу, заходясь в поцелуе. Снегов встретил мой порыв такой страстностью, что я на мгновение оробела, но тут же забыла об этом, увлекаемая жаркой волной.

Я толком не помню, как мы оказались в постели и уже без одежды; замирало сердце, сознание заволакивало пеленой. Только помню, что когда впервые целиком соприкоснулась с ним всем телом, пронзило ощущение настолько острое, что меня буквально бросило ему навстречу.

Остатки застенчивости растворились в чувственном наплыве. От его поцелуев на груди оставалось легкое покалывание, он слегка царапал кожу подбородком, ощущение было необыкновенно волнующим. Я обмирала от каждого прикосновения, изнывая от нежности, целуя его лицо, осторожно дотрагиваясь губами до бьющейся жилки на шее, прикасаясь к плечам, груди… и всему остальному.

Теперь уже не было ничего естественней, чем обнаженность — наши тела казались продолжением друг друга; прижимаясь к нему, я задыхалась не только от страсти, но и от ощущения чего-то необыкновенно родного — от резкой морщинки между бровей до кончиков пальцев ног.

Его руки то медлительно интимно бродили по моему телу, едва касаясь, то ласкали безудержно и настойчиво, так, что я плавилась в его прикосновениях; оставалось только ощущение одновременной гладкости и шероховатости кожи и силы, которую излучало его тело.

— Рюрик!.. — выдохнула я.

Он судорожно всхлипнул, прижал меня к себе так, что я едва могла шевельнуться, стал быстро целовать мое лицо: нос, щеки, губы… Шептал:

— Тикки, Тикки…

От звука его голоса я задохнулась, чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть из груди.

А потом меня выбило за пределы физической реальности, и я перестала ощущать себя, проваливаясь в пульсирующее пространство…

Когда я пришла в себя, Снегов смотрел почти с испугом.

— Тикки!.. Ты где?

Я потянулась к нему.

— Здесь… рядом… с тобой…

— Не пугай меня так больше!

Проснувшись, я плотнее завернулась в одеяло и долго лежала, баюкая обрывки вчерашнего сна. И совершенно не важно, что он мог присниться мне наяву — в данный момент я все равно еще сплю. Уловив несвязность в своих рассуждениях, я улыбнулась.