|
Человек книжку помнит, там здоровущий бык действует, а ему в кино заместо быка плюгавого мозгляка показывают и концы с концами у них не сходятся. Поневоле задумаешься — а что смотришь‑то? То или не то? Ну и бывает по–другому. Вот ты что‑то смотришь — так себе, а тут крики, а тут шум, что по книге сделано расчудесной, награду та книга получила, и в затылке чешешь — за что же? Даже не хочется читать и проверять. Я знаю одного: он смотрел в кино «Охоту на Красный Октябрь». Я и кино видел, и книгу читал. Вы, небось, тоже? Книга в десять раз лучше, а этот жлоб кино посмотрел и книги уже читать не стал, как я ему ни долдонил, чтоб прочел. Это же человеческое понятие превосходит, а он знай свое — нет и нет, на кой мне такое барахло! Так я и не смог ему втолковать.
Собеседник инспектора так разнервничался, что заказал еще кружку пива, а Гурский словно нехотя бросил: — Вот и авторы то же говорят. — О, тогда вы поймете. Я тоже тут с одним автором переговорил, он классные книги пишет. Дышинский его фамилия, так ему фильм до невозможности испаскудили, скучный вышел — глаза бы не глядели! — Я Дышинского знаю, — сказал инспектор. — И он даже упомянул в разговоре со мной, что, когда был в Буске, с кем‑то на эту тему разговаривал. — Дак это со мной! — расцвел Язьгелло, обрадованный, что знаменитый писатель его запомнил. — Может, и еще с кем общался, но со мной точно, как в банке! 11 помнит, надо же! — И еще он говорил, что вы даже на пари с кем‑то поспорили! — Ну, тогда железно со мной. Я и в самом деле поспорил с одним корешем, иначе не осмелился бы отнимать время у известного писателя. Но как он со мной на спор перешел, да еще так вопил, что аж гул стоял, он, скажу я вам, не говорит, а ревет, как бык, голосище у него такой, то я и позволил себе у знаменитого писателя отнять время, чтоб наш спор разрешить. — А что этот кореш… — Дак и вы, пан комиссар, то во внимание примите, ведь уму непостижимо, что он такое молол, будто любой писатель гроша ломаного не стоит, если его в кино не покажут, никто его за писателя не считает, будто его и вовсе на свете нет, без рекламы он ноль без палочки, а рекламу ему телевидение да кино делают. И вот как сделают рекламу, тогда он и пойдет в гору, и богатым станет, и все его признают. И что он, кореш то есть, лучше знает, потому как ему один такой спец от рекламы на телевидении все досконально растолковал. И даже примеры приводил… С ангельским терпением выслушал Гурский содержание всего разговора читателя с Дышинским, хотя и знал его наизусть, и выжидал подходящий момент, чтобы задать своему собеседнику два вопроса. И дождался. — А что это за упрямый кореш такой? Вы с ним давно знакомы? После шести кружек пива Язьгелло разошелся вовсю и темнить не стал. — Давно, еще с армии. Он, скажу я пану комиссару, крепкий орешек. Представляете, в армию сам, добровольно пошел служить, хотя и мог отделаться с помощью высшего образования, в те времена это учитывалось. Сам он не здешний, в Варшаве живет, а фамилия ему Выстшик, Роман Выстшик, я его запросто Ромеком зову, но вот упрямый, что твой осел. Факт! А после того, как вы ему рассказали о своем разговоре с настоящим писателем, он вам поверил? Кто же выиграл пари? — Какое там поверил, упирался, уже не просто как осел, а целое стадо ослов, ему, дескать, лучше знать, и не поверил в писателя, пока я ему собственноручную подпись самого Дышинского на моей книжке под нос не подсунул! Как увидел он тот автограф, аж перекосился весь и нехорошо выразился о своем телевизионщике. И еще долго кипятился и бурчал, но пиво мне поставил. Раз пари, никуда не денешься. — А что это за специалист такой у него в советчиках? Он его называл? — Отколь мне знать? Специиалист, сказал, на телевидении работает, ему ли не знать. |
