Бабушка взяла меня за руку.

– Звездочка, тебе было суждено остановить войну в тот самый момент, когда ты родилась. – В тусклом свете ее глаза по настоящему сияли от эмоций. – Ты справишься. Мы это знаем. Не знаем лишь… как. И не знаем, что будет дальше.

Она взглянула на Кэмерона со слезами на глазах. Значит, я что то упускаю.

– Так о чем именно речь? Что может быть хуже?

Засунув руки в карманы джинсов, Кэмерон пнул пол и все таки соизволил ответить:

– Речь о том, что все закончится. Продолжения не будет.

– Ага, это я и без тебя поняла, – раздраженно процедила я.

И в этот момент заговорил Джаред:

– Речь о том, что пророчеств больше нет. А поскольку ты последний пророк, неизвестно, выживешь ли ты.

Наконец то все прояснилось, и я медленно кивнула:

– Значит, вы беспокоитесь из за того, что в попытках предотвратить войну я должна умереть.

Бабушка опустила голову.

– Мы… мы просто не знаем, как воспринимать отсутствие пророчеств о том, что будет после войны. Как интерпретировать этот факт.

– Скептицизм, – напомнил дедушка, все еще сидевший передо мной, и ободряюще потер мое колено. – Мы должны читать пророчества со здоровой долей скептицизма.

Можно попробовать. Скептицизм мне по душе.

– Перекопав вдоль и поперек архивы, мы нашли кое что в вещах твоего отца.

Из коробки на свет извлекли какую то старую записную книжку. Я ведь там копалась раньше, но ничего подобного не заметила. Однако в тот раз я искала официальные документы, вроде свидетельств о рождении или смерти – чего угодно, что касалось папиного отца.

– Это принадлежало папе?

Бабушка с дедушкой неуверенно переглянулись.

– Мы не знаем, – сказал дедушка, – как эта книжка оказалась у него, но он хранил ее вместе с другими вещами, принадлежавшими твоему деду Маку. Шериф Вильянуэва подтвердил, что на книжке не что иное, как кровь.

– Кровь?! – переспросила я, беря в руки блокнот в коричневых пятнах, которые когда то, возможно, были алыми.

Едва я коснулась кожаной обложки, по коже от кончиков пальцев вверх побежало что то похожее на ток. Ощущение не из приятных.

Чтобы лучше видеть, Брук подалась ближе.

Однако я не успела задать больше ни единого вопроса, как вдруг сверху послышался голос:

– Есть кто внизу?

Мы все повернулись на глубокий мужской голос и стали смотреть, как по лестнице спускается его обладатель. Под тяжелыми шагами скрипели старые половицы, поднимая столбики пыли.

– Мы здесь, – отозвался дедушка, любопытно сдвинув брови.

– Значит, меня к вам верно направили. – Голова мужчины нырнула под потолок, и мы все увидели широкую улыбку. – Я пришел присоединиться к сражению. Где тут записывают новобранцев?

– Мак?! – вконец ошалела я. – Дедушка Мак?

Сойдя с последней ступеньки, он остановился, давая мне время привыкнуть к невозможности того, что происходит. Мы все встали. Похоже, бабушка с дедушкой были ошарашены не меньше моего.

– Что ты… Как ты вышел?!

Когда я в последний раз видела Мака, он сидел по другую сторону стеклянной перегородки, а разговаривали мы по трубкам внутренней связи в Центральном исправительном учреждении Нью Мексико, находящемся в Лос Лунасе. Мы прижали ладони к стеклу – именно так Мак позволил мне увидеть, что произошло с ним и его женой, моей бабушкой по маме. Защищая меня, она умерла в тот день, когда я родилась. Мак выследил всех, кто ее пытал и убил, и не оставил в живых никого. Лишь после этого он отыскал ее привязанное к стулу и уже безжизненное тело. В попытках вернуть жену он взял закон в свои руки и убил кучу людей. Однако тюремный срок не вызвал ни намека на раскаяние.