В заключение Дирдре вытерла картины. Две репродукции Коро , библейских стих («Надейся на Господа»), окруженный венком из фиалок и колосьев, в украшенной выжиганием рамке, и «Светоч мира». С первых трех она смахнула пыль in situ, а Холмена Ханта сняла со стены и внимательно рассмотрела. Образ, который всегда утолял ее детские печали и горести, всегда заботливо оберегал ее сон, теперь показался ей всего лишь сентиментальным мечтателем, спасителем, который существует лишь на бумаге, бессильным и ненастоящим в своем блеклом желтом сиянии. Она противилась жалости, которая всегда охватывала ее при виде тернового венца; она противилась коварному ложному успокоению.
Дирдре опять спустилась вниз, держа картину в вытянутой руке, через кухню выбежала на задний дворик и снова подняла крышку мусорного контейнера. И бросила туда «Светоч мира». Опустив крышку, она сразу отвернулась, как будто этот печальный, кроткий, всепрощающий взгляд мог проникнуть сквозь металл и настигнуть ее. И не успела она снова подняться наверх, как радостное оживление, которое руководило ее действиями, иссякло. Глядя на бедную опустелую комнату, лишенную всех следов пребывания ее отца, Дирдре ужаснулась. Она вела себя так, будто отца уже не было в живых. И как будто воспоминания о нем будут приносить ей одну только боль и никакого утешения. Она попросила у него прощения вслух, как будто он мог ее услышать, вынула из комода щетку, гребешок и футляр с запонками и положила их обратно на бамбуковый столик. Потом снова вышла на задний дворик и достала картину из мусорного контейнера.
Она стояла в нерешительности, поеживаясь от холода, со «Светочем мира» в руках. Ей не хотелось вешать картину обратно, но о том, чтобы избавиться от нее, не могло быть и речи. В конце концов Дирдре отнесла картину в сарай и поставила на старый, выкрашенный эмалевой краской стол рядом с перепачканными землей цветочными горшками, мотками зеленой бечевки и ящиками для рассады. Уходя, она бесшумно закрыла дверь, не желая привлекать к себе внимание миссис Хиггинс.
С понедельника она видела свою соседку всего один раз, когда ненадолго выходила за почтой. Миссис Хиггинс вся сгорала от нетерпения узнать, «что стряслось с бедным мистером Тиббсом». Дирдре ответила ей что то односложное. Выражение «что стряслось» показалось ей особенно глупым. Ведь все самое страшное обычно происходит не внезапно, а постепенно. Осознав, что сегодня ей не придется выслушивать нарочито скорбные вздохи и мрачные предположения, которые потоком обрушились на нее после возвращения из театра, Дирдре снова взбодрилась.
Когда она вернулась на кухню, Лучик, свернувшийся перед холодным камином, тотчас же вскочил и ринулся ей навстречу. Она присела и уткнулась лицом в его рыжеватый загривок. Взглянув на каминную полку, она вспомнила, что через три часа должна уходить на прослушивание. Как медленно тикают часы. Конечно, у нее еще много дел. Для начала нужно перемыть всю посуду. Возможно, Лучик опять запросится на прогулку. К тому же она до сих пор не разобрала сумку. Внезапно Дирдре поняла, как долго тянется время для несчастного человека. Возможно, это тягостное ощущение, будто каждая минута равна по меньшей мере часу, и есть то самое одиночество, о котором говорят люди. Время постепенно замедляется и наконец останавливается. Что же, ей придется к этому привыкнуть и проявить стойкость. Она повернула кран с горячей водой, и вдруг в дверь позвонили.
Она решила не открывать. Наверное, кто нибудь из отцовских так называемых друзей прослышал о случившемся и, совершенно позабыв о старике на последние полтора года, теперь явился предлагать свою помощь. Или миссис Хиггинс совсем извелась от любопытства. Это не может быть кто нибудь из Барнаби. Конечно, Джойс настойчиво предлагала Дирдре пожить пока у них, но, когда та не согласилась, велела сразу обращаться к ним, если понадобится помощь. Звонок повторился, и Лучик залаял. |