– Ладно, подождем Тима еще минут пять, – сказал император Иосиф, сидевший в заднем ряду партера, – а потом продолжим без него.

– Как знаете, – ответил Эсслин. – А я не намерен продолжать, пока мы не решим эту практическую задачу. Вы скажете, что таким вопросом можно заняться в последнюю минуту…

– Ничего себе в последнюю, – пробормотала Роза.

– …но я считаю, что к его решению мы должны подойти сплоченными рядами. («Можно подумать, – заметил про себя Николас, – будто мы собираемся штурмовать Барбикан ».) Видит бог, страшновато играть такую большую роль. («Зачем же вы тогда за нее взялись?») Но, в конце концов, неудавшееся самоубийство Сальери – ключевая сцена всей пьесы. Поэтому мы должны провести ее не просто хорошо, но блестяще.

Николас, ключевой сценой всей пьесы считавший смерть Моцарта, сказал:

– Придумал – возьмите электробритву!

– Господи! Если это такая…

– Ладно, Эсслин. Не кипятитесь, – удержал Гарольд своего вспыльчивого премьера. – А ты, Николас…

– Извините. – Николас ухмыльнулся. – Я просто пошутил.

– Ты пошутил неудачно, Нико, – высокомерно промолвил Эсслин, – впрочем, как и всегда. Не говоря о твоем…

Он уткнулся губами в золотистые локоны, нежно вьющиеся вокруг шеи Китти, и окончание его фразы никто не расслышал. Но все догадались, о чем речь…

Николас побледнел. Несколько мгновений он молчал, а потом заговорил чрезвычайно сдержанно, тщательно подбирая слова.

– Может быть, со стороны и не заметно, но меня эта проблема очень волнует. В конце концов, если Эсслину не хватит времени, чтобы научиться управляться с этим реквизитом, то и вся постановка будет выглядеть совершенно любительской.

Среди собравшихся пробежал недовольный ропот. Гарольд вскочил на ноги и в бешенстве уставился на своего Моцарта.

– Постарайся не произносить этого слова в моем присутствии – ладно, Николас? В моих постановках никогда не бывает ничего любительского.

Произнося столь решительную отповедь, Гарольд немного погрешил против истины. Все члены общества гордились своим, как наивно полагали, высоким профессионализмом, но если бы они прислушались к голосу недоброжелательной критики, то оказались бы обычными любителями, которые большую часть времени заняты на работе и каким то чудом успевают заучивать слова, не говоря уже об обдумывании роли. Своим неловким замечанием Николас вызвал всеобщее недовольство и теперь явно сгорал от стыда. Но не успел он раскрыть рта, чтобы исправить оплошность, как двери распахнулись и вошел Тим Янг. Он стремительно подошел к ним – высокий мужчина в темном пальто кромби и шляпе борсалино, с небольшим свертком в руке.

– Извините, я задержался.

– Где ты был?

– Сначала заканчивал писанину… А потом начал трезвонить телефон. Знаете, как это бывает.

Тим обращался скорее ко всем присутствующим, а не к Эйвери, который тотчас же задал новый вопрос:

– Кто? Кто звонил?

Тим скинул пальто и принялся разворачивать сверток. Все столпились вокруг. Упаковано было очень тщательно. Два слоя блестящей оберточной бумаги и еще два – мягкой ткани. Наконец взорам предстала бритва. Тим раскрыл ее и положил себе на ладонь.

Бритва была очень красива. На изящно изогнутой ручке из слоновой кости виднелась гравировка: «Э. В. Байерс. Мастер ножовщик», а вокруг нее перламутром выложен венок из акантовых листьев и маленьких цветочков.