Вы и сами такой же, не так ли?
— Кто, я? Я не имею никаких шансов на выигрыш, — проговорил Брэдон, возможно, с большей поспешностью и ударением, чем следовало. — Но для вас будет лучше, если вы не будете устраивать скандала, — не здесь, по крайней мере. Вы понимаете меня? В этом все дело. Потому что это агентство — одна из старомодных фирм, где не любят, чтобы что-либо неприятное или нежелательное случалось в их стенах.
— Конечно, не любят, — заметила девушка проницательно, — именно поэтому я здесь.
— Да, но послушайте меня, вы не добьетесь ничего существенного, устроив шумиху. В самом деле, нет. И... Ах, вот и отсутствовавший джентльмен. Мне пора. Привет, Толбой, я только развлек леди в твое отсутствие.
Брэдон поспешил удалиться, но взгляд Толбоя его задержал. Его глаза горели на очень бледном лице, а губы дрожали, и Толбой смотрел на Брэдона несколько секунд в полном молчании. Затем тихо произнес:
— Спасибо большое.
— Нет, не благодари меня, — ответил Брэдон. — Благодарность исключительно на моей стороне.
Он вышел и закрыл дверь, оставив их вдвоем.
«Интересно, — рассуждал мистер Брэдон, возвращаясь в свой кабинет, — интересно, неужели я не прав по поводу нашего друга Виктора Дина. Неужели он был обычным шантажистом, намеревавшимся обратить человеческие слабости своих коллег в собственную выгоду?»
Стоил ли он в глазах убийцы того, чтобы разбить ему череп и сбросить вниз с лестницы, железной, кстати сказать? Парень, который, возможно, скажет мне это, Уиллис, но почему-то добрый Уиллис глух к моему хорошо известному дару красноречия. Есть ли какой-нибудь прок в том, чтобы расспросить его еще раз? Если бы только я мог быть уверен, что он не тот джентльмен, который оглушил мешком с песком моего несчастного зятя Чарльза и все еще не вынашивает планы по поводу моей недостойной туши. Не хотелось бы выставлять на первый план человека, за которым я охочусь, ведь он может быть тем дурацким героем из одного романа, в котором детектив оказывается злодеем. Если бы я увидел, как Уиллис играет в какую-либо игру или занимается спортом, я бы мог предположить, с кем имею дело, но он, кажется, презирает активный отдых на открытом воздухе, что само по себе, если задуматься, плохо».
Поразмышляв на эту тему еще немного, Брэдон пошел в кабинет Уиллиса.
— Простите, Уиллис, — сказал он, приоткрыв дверь. — Я не мешаю вам?
— Нет, входите.
Уиллис поднял глаза от листа бумаги, на котором были написаны притягательные заголовки: «МАГНОЛИЯ ЧИСТАЯ», «МАГНОЛИЯ ГРЯЗНАЯ» — это то, что они скажут о ваших руках. Он выглядел расстроенным и больным.
— Послушайте, Уиллис, — начал Брэдон, — мне нужен ваш совет. Я знаю, кажется, мы немного повздорили...
— Нет, это моя вина, — заметил Уиллис. Он, казалось, боролся с собой в течение некоторого времени, а затем произнес свои слова с напором, как будто их яростно вырывали из него. — По-моему, я обязан вам некоторым извинением. Я, похоже, ошибся.
— Что конкретно было у вас против меня? Я, сказать по правде, так и не понял, что это было.
— Я думал, что вы принадлежите к дьявольской компании наркоманов и пьяниц Виктора Дина, и думал, что вы пытались вовлечь Памелу, извините, мисс Дин, снова в их ряды. Она рассказала мне, что это не так. Но я видел вас с ней на той ужасной вечеринке, и теперь она говорит мне, что вы... Что вы... о, проклятье!
— В чем дело?
— Я расскажу вам, в чем дело, — сказал Уиллис яростно. — Вы оказываете сильное влияние на мисс Дин — одному Богу известно, что вы говорите ей, и она никогда мне этого не скажет. Вы сделали вид, что вы друг ее брата или что-то в этом роде — это правда, для начала?
— Не совсем так, как вы говорите. |