Изменить размер шрифта - +
Потом юноше стало значительно лучше. Он ел за общим столом и прилежно, хотя и с трудом, выполнял несложную работу, которую ему поручали.

Однако страх так и не прошел. И сейчас, когда наверху хлопнула дверь, Тим сорвался с места и умчался, чтобы укрыться в известном ему одному надежном месте, хотя это была всего лишь Трикси, которая направлялась в ванную комнату.

Учитель находился в Зале Солнца. Он сидел, держа в руке чашку мятного чая с лимоном. Сугами не спешила начать разговор, хотя сама просила срочно принять ее. Это часто происходило с оказавшимися в присутствии Учителя. Какого бы свойства, физического или морального, ни была причина, заставившая человека просить совета, в его присутствии она уже не казалась достаточно важной.

«В любом случае, – с безупречно прямой спиной сидя на подушке, убеждала себя Сугами, – слова теперь ничего не изменят. Вред уже нанесен». Она смотрела на своего наставника. На его изящные руки, четкие черты лица, худые плечи. На него невозможно сердиться, глупо думать, что он поймет. Он не от мира сего, его волнует и заботит лишь духовная сторона жизни. Как выразилась однажды Джанет, он предан идее чистоты и добра, он видит вокруг только хорошее…

Тут Сугами представила себе отца, который уже скоро начнет свое разрушительное движение в направлении Каустона, и испытала новый приступ паники.

Чувствительности у Гая Гэмлина было примерно столько, сколько у разъяренного носорога, и подобно ему он на своем пути к цели сеял хаос и разрушение. Вряд ли Учитель мог вообразить, что на свете существуют люди столь несдержанные, столь воинственно настроенные, столь опасные, если их самолюбие задето. И столь снедаемые неутолимой жаждой наживы. Ведь Учитель считает, что частица Господа есть в каждом человеке, и все, что требуется для того, чтобы человек это осознал, – любовь и терпение.

– Я бы не стал настаивать на его приезде, если бы не был убежден, что сейчас для этого самое время, – произнес Учитель, будто читая ее мысли. Поскольку Сугами молчала, он продолжал: – Настало время залечивать раны, дитя мое. Забудь все обиды, от них тебе только хуже становится.

– Я стараюсь, – сказала она, повторяя фразу, которую уже произносила несколько раз на предыдущей неделе. – И все равно не понимаю, почему он обязательно должен являться сюда. Если это из за денег, то я ни за что не изменю своего решения.

– Не начинай заново. Ты меня не убедила.

– Если вы их не примете, то они пойдут на благотворительность. Вы не знаете, что делают с людьми деньги, Учитель. Из за них люди начинают на тебя смотреть и думать о тебе иначе… Вот и теперь… Уже началось… – Ее лицо изменилось. В нем читался испуг. Губы дрогнули.

– Что началось?

– Вы никому не рассказали про… дарственную? Про траст?

– Нет конечно, поскольку ты так захотела. Мне все же кажется, что твои родители…

– Мать не приедет. Он написал, что она нездорова.

– Может, так оно и есть.

– Нет! – Сугами яростно замотала головой. – Она и не собиралась приезжать. Она даже притвориться не хочет, будто я для нее что то значу.

– Разумеется, в таком случае ее визит ни к чему хорошему не приведет. Прояви мужество, Сугами, подави желание сделать больно. Это недостойно тебя и нечестно по отношению к ним. Все, что тебе нужно, у тебя уже есть вот здесь. – И он приложил руку к сердцу.

– Вам это легко дается, а я не смогу.

– Легко это никогда не дается.

Тут он был прав. Всего один раз во время медитации она приблизилась почти вплотную к постижению того, что он имел в виду. Она провела в медитации уже более часа, как вдруг… сначала она ощутила всем существом своим глубокую тишину, затем энергетические волны проникли в глубину ее сознания, после чего светлое состояние полного покоя охватило ее.

Быстрый переход