— Было преступление?

— Вспомни «указующий перст».

— Стали бы они молчать!

— Маленькие дети, испугались, не поняли.

— Играя, он набросился на маму, которая была уже мертва?

— Необходимы его показания, а он до сих пор не вспомнил…

— Он долго болел.

— Да, знаю, истерический невроз. А вчерашняя резня доказывает: преступник в бешенстве убирает свидетелей.

— Ой, Иван Павлович! Даже бешеный должен сообразить: раз Саша молчал годы, значит, ничего о нем не знал.

— Ты уверена? Ребенок перенес стресс, в результате чего произошла реакция вытеснения.

— Вот и учитель то же говорил. Что такое «вытеснение»?

— Защитный механизм психики. С помощью инстинкта самосохранения мы удаляем, прячем в нашу животную бессознательную стихию то, что нам мешает жить в полное удовольствие.

— В полное удовольствие? Зачем же удалять?

— Мешает, понимаешь? То самое пресловутое чувство вины — законы, заветы и заповеди. Саша постарался забыть, но в любой момент может вспомнить… нечто задавленное, на дне сознания.

— Тогда лучше и не вспоминать!

— Нет, истина предпочтительнее: или сломает, или вылечит. Риск огромный, однако он молод — выдюжит.

— Но как же вспомнить?

— Если пройти курс лечения…

— У психиатра? Саша не захочет.

— Что ж, понадеемся на случай; какой-нибудь забытый запах, звук, вкус, цвет… любой раздражитель по ассоциации может восстановить картину.

— Ну, если уж такой раздражитель не помог!

— Какой?

— Труп дедушки с перерезанным горлом.

— Ты умеешь мыслить аналитически, — заметил математик с одобрением. — Ритуальные убийства вскрывают манию. И если даже аналогичная смерть деда не всколыхнула память Саши, значит, тайна еще глубже, чем нам казалось.

— Я уговорю Сашу отдать этому монстру ожерелье.

— Попробуй. Вполне вероятно, что тот зациклился на жемчуге, который был на Полине в день смерти. И, не найдя ожерелья в футляре, пришел в бешенство, пошел на убийство.

— Но зачем он выдал этот жуткий мертвый палец? Как будто дал намек: не несчастный случай, а что-то до того страшное, что… страшно жить.

— Повторяю, Саше надо вспомнить. Когда он искал маму в саду, то мог слышать какое-то слово, видеть чью-то тень… кровь на папоротнике.

— Кровь он помнит, много крови.

— А до появления Кривошеина?

— Мужа Софьи Юрьевны?

— Именно этот муж обнаружил Полину, перевернул тело, из раны вырвалась струя. Но что было до этого? Что мальчик видел, что чувствовал?..

— Ой, лучше Сашу не колыхать. Разве нет других путей для разгадки?

— Ожерелье… — начал Иван Павлович, вдруг приложил палец к губам, оглядевшись (Анна замерла), продолжил еле слышным шепотом: — Какие-то шорохи, а?

— Все время его чувствую, — зашептала она жарко в ответ.

— Убийцу?

— Ага. То будто в окно заглянул, то заросли шевелятся. Вот сейчас с вами разговариваю — а он рядом. Ведь это нереально — какой дурак возвращается на место преступления?

— Он — такой дурак. Сколько раз повторять: уезжай отсюда.

— Хотите меня спровадить?

— Напрасно я восхищался твоей логикой. Женской и глупой.

— А вы сами знаете кто?..

Математик повелительно поднял руку: их шептанье грозило вот-вот прорваться в крик.