Я четыре с половиной версты без продыху намотала, чтоб до темноты успеть. И все равно не смогла.
— Если каждого пускать “на пересидеть”, так я разорюсь к черту, — занудел мужик, топорща сальные усишки, — а мне девок кормить надо да замуж выдавать. Кто их возьмет-то, таких несолощих? Вот приданое и с…
— Отец, ты не бузи, — встрял я, — видишь, устал человек с дороги. Ты чем в своем заведении занимаешься? Предоставляешь приют. Вот и предоставляй, мать твою ети.
Корчмарь раскрыл рот, чтобы, несомненно, обложить меня трехэтажным, когда за окном послышался шум. Чей-то тихий разговор и… странный клекот. Больше всего походило на огромного сверчка, которого обучили азбуке Морзе.
— Свет, — пискнула одна из дочек корчмаря.
Тот метнулся на середину комнаты и попытался погасить висящий под потолком своеобразный канделябр. Но не успел. Нас заметили.
— Эй там, — донеслось со двора, — дверь открывайте. К вам постояльцы.
К последнему слову прилип легкий смешок. Нехорошо так прилип. Как плесень к нарезному батону. Мужик побелел и заметался за своей стойкой. Его дочери, обнявшись, что-то дружно зашептали. Молятся, что ли? В наш-то век победившего материализма?
— Давайте туда, живо, — показал корчмарь на дверь в постирочную, — и чтоб ни гугу. Я сам разберусь.
Спорить с ним никто не стал, настроения не было. Поэтому мы всей честной компанией ломанулись туда. Места на всех не хватало, поэтому мне пришлось согнуться возле двери в три погибели. Но это ладно, можно было в щелочку подглядывать, как за бабами в бане.
Хотя уже через пару минут я подумал, что лучше бы не подглядывал. Голова пошла кругом. Вот точно знал, что не надо было тогда пробовать те странные грибки, которые Осип Валерьевич из-под Елабуги привез. Еще и уговаривал, мол, чего ты, Витёк, это ж козелки, в моей родной деревне под “Столичную” первейшая закусь.
Вот вам, Осип Валерьевич, и козелки. Я подозревал, что крыша у меня поехала, но когда корчмарь открыл дверь, убедился в этом окончательно. Внутрь ввалились трое. Судя по виду — служивые. Начальник и двое подчиненных. С последними было все ясно — мордатые, рябые, несомненно, тупицы. А вот их главарь — другое дело.
— Здравствуйте, батюшка-комбриг Распятьев, — рассыпался в радушии корчмарь, — какими судьбами к нам пожаловали?
— Служба, Вавила, служба, — коротко ответил тот.
Меня при виде комбрига чуть кондрашка не хватил. Еще бы — он оказался огромным, минимум два с копейками метра ростом. Мундир из грубого, темно-зеленого сукна трещал на Распятьеве по швам, плечи бугрились мышцами культуриста. Я такие картинки в журналах заграничных видел, но чтоб вживую — никогда. Поверх мундира плащ с красным подбоем, настолько длинный, что край по полу волочится. Самое странное, однако, состояло в том, что у Распятьева не было головы. Вернее, была, но не человечья, а другая. На широких бригадирских плечах сидела увеличенная в несколько раз, приплюснутая морда летучей мыши. Маленькие глазки, торчащие кверху уши, отвратительное рыло и КЛЫКИ. Их было так много, что они не помещались в пасть.
Меня замутило. Нет, на маску совсем не похоже. Даже на “Мосфильме” так не сдюжили бы. А там спецы знатные работают, их даже за границу частенько зовут всякие визуальные да голографические эффекты для кино делать, да только смысл уезжать? Чтоб статус “изменника родине” дали да родню закошмарили?
Я любил на ужастики ходить, иногда в выходной денек сразу на три-четыре картины подряд место покупал и до самого вечера в кинотеатре ошивался. Бывало, что и на месте героя себя представлял. Особенно, когда они глупости всякие вытворяли — спускались в подвал, где чудовище прячется или заклинания из страшной книги произносили. |