— Это плохо пахнет, — сказал Шарло.

— Пахнет жареным.

— Нет, я говорю: раз жгут архивы, это плохо пахнет.

— Ну да: плохо пахнет, пахнет жареным. Я о том и го­ворю.

Они засмеялись. Матье показал на книгу и спросил:

— Где ты ее нашел?

— Там, — неопределенно сказал Лонжен.

— Где там? В школе? -Да.

Он с подозрительным видом прижал к себе книгу.

— А другие там есть? — спросил Матье.

— Были и другие, но типы из интендантской службы взяли их себе.

— А это что?

— Книжка по истории.

— Какая?

— Я не знаю названия.

Он бросил взгляд на обложку, потом неохотно добавил:

— История двух Реставраций.

— А кто автор? — спросил Шарло.

— Во-ла-белль, — прочел Лонжен.

— Волабелль, кто это?

— Откуда мне знать?

— Ты мне ее одолжишь? — спросил Матье.

— Когда прочту.

Шарло забрался в траву и взял у него книгу из рук.

— Так это же третий том! Лонжен вырвал ее.

— Ну и что? Зато можно хоть как-то мысли переключить.

Он наугад открыл книгу и сделал вид, будто читает, что­бы утвердиться в правах владельца. Исполнив эту фор­мальность, он поднял голову.

— Капитан сжег письма своей жены, — сказал он.

Он смотрел на них, подняв брови, с простодушным ви­дом, заранее изображая глазами и губами удивление, ко­торое рассчитывал вызвать. Пинетт очнулся от угрюмой задумчивости и с любопытством повернулся к нему:

— Кроме шуток?

— Да. И ее фотографии он тоже сжег, я их видел в огне. Она премиленькая.

— Неужели?

— Ну я врать не буду.

— Что он говорил?

— Ничего. Он смотрел, как они горят.

— А все остальные?

— Они тоже молчали. Улльрих вынул из бумажника письма и бросил их в огонь.

— Странная затея, — пробормотал Матье. Пинетт повернулся к нему:

— Ты не будешь жечь фотографии своей милой?

— У меня нет милой.

— А! Вот оно что.

— А ты сжег фотографии жены? — спросил Матье.

— Я жду, когда фрицы будут в поле зрения.

Они замолчали; Лонжен действительно углубился в чте­ние. Матье бросил на него завистливый взгляд и встал. Шарло положил руку на плечо Пинетта.

— Реванш?

— Если хочешь, давай.

— Во что играете? — спросил Матье.

— В крестики-нолики.

— А втроем можно играть?

— Нет.

Пинетт и Шарло сели верхом на скамейку; сержант Пьер­не, который писал что-то на коленях, немного отодвинул­ся, чтобы освободить им место.

— Ты пишешь мемуары?

— Нет, — сказал Пьерне, — я занимаюсь физикой.

Они начали играть. Ниппер спал, лежа на спине и скрес­тив руки, с бульканьем слива воздух врывался в открытый рот. Шварц сидел в сторонке и мечтал. Никто не разгова­ривал, Франция была мертва. Матье зевнул, он посмотрел, как секретные документы дымом исчезают в небе, и его голова опустела: он был мертв; этот белый и тусклый по­слеполуденный час был могилой.

В сад вошел Люберон. Он жевал, его ресницы трепетали под большими глазами альбиноса, уши двигались одно­временно с челюстями.

— Что ты ешь? — спросил Шарло.

— Хлеб.

— Где ты его взял?

Люберон вместо ответа показал куда-то в сторону и про­должал жевать. Шарло внезапно замолчал и с каким-то ужа­сом посмотрел на него; сержант Пьерне, подняв карандаш и запрокинув голову, тоже смотрел на него.