— А в тот раз ты это сделал? Пинетт не ответил. Матье улыбнулся.

— Я тоже не голосовал, — тихо сказал он.

Выше по течению солдат выжимал рубашки. Он их за­вернул в красное полотенце и, посвистывая, поднялся на дорогу.

— Узнаешь, какую песенку он насвистывает?

— Нет, — ответил Матье.

— «Мы будем сушить белье на линии Зигфрида». Оба засмеялись. Пинетт, казалось, немного успокоился.

— Я добросовестно работал, — сказал он. — И не всегда досыта ел. Потом я нашел это место на транспорте и же­нился: жену-то мне нужно кормить, а? Знаешь, она из хо­рошей семьи. Хотя поначалу между нами не все ладилось... Потом, — живо добавил он, — все утряслось; я вот к чему клоню: нельзя же заниматься всем одновременно.

— Конечно, нет! — согласился Матье.

— Как я мог поступить иначе?

— Никак.

— У меня не было времени заниматься политикой. Я воз­вращался домой усталый как собака, потом шли ссоры; к тому же, если ты женат, надо ублажать жену каждый ве­чер, разве нет?

— Наверное, да.

— Так что ж?

— А ничего. Вот так и проигрывают войну. Пинеттом овладел новый приступ злобы.

— Не смеши меня! Даже если бы я занимался полити­кой, даже если бы я только это и делал, что бы измени­лось?

— По крайней мере, ты бы сделал все возможное.

— А ты сделал? -Нет.

— А если бы и сделал, ты сказал бы, что это не ты про­играл войну?

-Нет.

— Так как же?

Матье не ответил, он услышал дрожащее пение комара и помахал рукой на уровне лба. Пение прекратилось. «В са­мом начале я тоже думал, что эта война — болезнь. Какая глупость! Это я, это Пинетт, это Лонжен. Для каждого из нас это он сам; она сделана по нашему образу и подобию, и у нас та война, которую мы заслужили». Пинетт длинно шмыгнул носом, не спуская взгляда с Матье; Матье поду­мал, что у него глупый вид, но разъярился против себя. «Довольно! Довольно! Мне надоело слыть человеком, ко­торый ясно все понимает!» Комар танцевал вокруг его лба — смехотворный венец славы. «Если бы я воевал, если бы я нажал на гашетку, где-то упал бы человек...» Он дернул рукой и залепил себе хороший шлепок по виску; он опус­тил руку и увидел на указательном пальце крошечное кро­вавое кружевце, человек, у которого кровью истекает жизнь на булыжники, шлепок по виску, указательный палец на­жимает на курок, разноцветные стекла калейдоскопа рез­ко останавливаются, кровь испещряет траву на тропинке, мне надоело! Мне надоело! Углубиться в неизвестное дей­ствие, как в лес. Действие. Действие, которое возлагает от­ветственность и которое никогда полностью не понима­ешь. Он страстно проговорил:

— Если бы что-то нужно было сделать.... Пинетт с интересом посмотрел на него:

— Что?

Матье пожал плечами.

— Нет, ничего, — ответил он. — В данный момент — ничего.

Пинетт надевал носки; его белесые брови хмурились. Он вдруг спросил:

— Я тебе показывал свою жену?

— Нет, — сказал Матье.

Пинетт встал, порылся в кармане кителя и вынул из бу­мажника фото. Матье увидел довольно красивую женщи­ну с суровым выражением лица и намечающимися усика­ми. Поперек фотографии она написала: «Дениза — своей куколке, 12 января 1939 года».

Пинетт покраснел:

— Она меня так называет. Не могу ее от этого отучить.

— Но хоть как-то она должна тебя называть.

— Это потому, что она старше меня на пять лет, — с до­стоинством пояснил Пинетт.