— Спасибо. Но его томил гнев, и он дал ему волю. Лицо его побагровело.
— А мои двести франков? Где они?
— Я вам ничего не должна, — сказала Сара.
— Разве вы не обещали мне двести франков? Сегодня утром? В Мелене? В моем гараже?
— Да, если вы отвезете меня в Жьен; но вы бросаете меня с ребенком на полдороге.
— Это не я вас бросаю, это мой драндулет виноват. Он покачал головой, и вены у него на висках вздулись.
Его глаза заблестели. Но Сара его не боялась.
— Отдайте мне двести франков. Она порылась в сумочке.
— Вот сто франков. Вы, конечно, богаче меня, и я вам их не должна. Я вам их отдаю, чтобы вы оставили меня в покое.
Он взял купюру и положил ее в карман, потом снова протянул руку. Он был очень красный, с открытым ртом и блуждающими глазами.
— Вы мне должны еще сто франков.
— Вы больше не получите ни гроша. Пропустите меня. Он не шевелился, обуреваемый противочувствиями.
В действительности они ему не нужны были, эти сто франков; может, он хотел, чтобы малыш поцеловал его перед уходом: он просто перевел это желание на свой язык. Он подошел к ней, и она поняла, что сейчас он возьмет чемодан.
— Не прикасайтесь ко мне.
— Или сто франков, или я беру чемодан.
Они смотрели друг на друга в упор. Ему совсем не хотелось брать чемодан, это было очевидно, а Сара так устала, что охотно отдала бы его ему. Но теперь нужно было доиграть сцену до конца. Они колебались, как будто забыли слова своей роли; потом Сара сказала:
— Попробуйте его отнять! Попробуйте!
Он схватил чемодан за ручку и начал тянуть к себе. Он мог бы его отнять одним рывком, но он ограничился тем, что тянул вполсилы, отвернувшись, Сара тянула к себе; Пабло начал плакать. Стадо пешеходов было уже далеко; теперь снова двинулся поток автомобилей. Сара почувствовала, как она нелепа. Она с силой тянула за ручку; он тянул сильнее со своей стороны и в конце концов вырвал его у нее. С удивлением смотрел он на Сару и на чемодан; возможно, он не собирался его отнимать, но теперь кончено: чемодан был у него в руках.
— Отдайте сейчас же чемодан! — потребовала Сара. Он не отвечал, вид у него был по-идиотски упорный.
Гнев приподнял Сару и бросил ее к машинам.
— Грабят! — крикнула она.
Длинный черный «бьюик» проезжал рядом с ними.
— Хватит дурить! — сказал шофер.
Он схватил ее за плечо, но она вырвалась; слова и жесты ее были непринужденны и точны. Она прыгнула на подножку «бьюика» и уцепилась за ручку дверцы.
— Грабят! Грабят!
Из машины высунулась рука и оттолкнула ее.
— Сойдите с подножки, вы разобьетесь.
Она почувствовала, что теряет рассудок: так было даже лучше.
— Остановитесь! — закричала она. — Грабят! На помощь!
— Да сойдите же! Как я могу остановиться: в меня врежутся.
Гнев Сары угас. Она спрыгнула на землю и оступилась. Шофер подхватил ее на лету и поставил на ноги. Пабло кричал и плакал. Праздник закончился: Саре хотелось умереть. Она порылась в сумочке и достала оттуда сто франков.
— Вот! И пусть вам будет стыдно!
Субъект, не поднимая глаз, взял купюру и выпустил из рук чемодан.
— Теперь пропустите нас.
Он посторонился; Пабло продолжал плакать.
— Не плачь, Пабло, — твердо сказала она. — Все, все кончено; мы уходим.
Она удалилась. Водитель проворчал им в спину:
— А кто бы мне заплатил за бензин?
Удлиненные черные муравьи заполнили всю дорогу; Сара некоторое время пыталась идти между ними, но рев клаксонов за спиной вытеснил их на обочину. |