После недолгого молчания Криссел сказал, глядя вдаль:
— Но я же ее дядя. Я ее опекун. Я хочу ей добра.
— Разумеется. Ей очень понадобятся ваши советы относительно того, как потратить, скажем, сто долларов в неделю, которые будут ей выделяться до совершеннолетия. Это несомненно.
— Но вы бы все-таки предпочли заключить соглашение?
— Разумное.
— Без фонда?
— Что вы, мистер Криссел! При том доверии, которое я к вам питаю?
— Может быть, мы сойдемся на ста тысячах?
— Нет.
— Нет?
— Нет.
— Сколько же вы предлагаете?
— Пятьдесят тысяч — последнее предложение. Документы вам на подпись будут готовы завтра.
— Семьдесят пять тысяч. Не забывайте, как много она потеряла.
— Нет, мистер Криссел.
— Не разделить ли нам остаток поровну?
— Я и так предложил вам слишком много. — Андре закусил губу.
— Семьдесят.
— Мистер Криссел, я делаю вам уступку, хотя мне и не поздоровится. Я даю вам шестьдесят, и все дополнительные расходы вы берете на себя. Чек получите на этом месте послезавтра.
Помолчав, Криссел сказал:
— Я понимаю, как вам тяжело. Я не могу доверять суду, когда на карте стоит будущее ребенка. Я согласен. — Он протянул руку.
Поколебавшись, Андре пожал руку Криссела и встал.
— Я иду готовить документы.
Глава 15
После обеда ей сказали, что водитель голубой машины хочет ее видеть. С утра она расслабленно отмокала в теплом соленом море слез, потом его волны схлынули, вернув ее, сонную, на берег жизни.
— Зачем? — спросила она.
— Если ты не хочешь, чтобы он приходил, так и скажи.
— Нет, не то чтобы… но зачем?
— Я не знаю, детка.
Он вошел. Сьюзи этот мужчина сразу показался интересным и застенчивым. Еще большим и старым — лет тридцати с лишком. У него было суровое лицо, но глаза совсем не суровые, а добрые и мягкие губы. Он сел на стул возле кровати и взглянул на медсестру. Она сразу вскочила, повернулась и вышла. Просто обалдеть, какая от него исходила сила и как он сразу ее выставил.
— Я Дэвлин Джемисон, Сьюзен, — сказал мужчина глубоким, бархатным голосом, который сразу проник в нее и эхом отдался в груди.
— Приятно познакомиться, — пискнула она. Его щека и ухо были заклеены пластырем, один палец — в гипсе. — Меня всю перевязали. — Она попыталась улыбнуться.
— Сьюзен, я не знаю, как сказать… Мне очень жаль… Я бы многое отдал, лишь бы вернуть все назад.
«Бедняжка, как тебя дрючит», — подумала она и сказала:
— Ничего.
— Нет-нет, ты не понимаешь, что говоришь.
— Понимаю. То есть я хочу сказать, что это ужасно. Но я уже взрослая и знаю, что такие вещи случаются и нужно всегда быть к ним готовым. Не вините себя.
— Я мог предотвратить аварию. Мог не допустить…
— Боже мой, как?
— Мне нужно было сменить шину, но я не сделал этого.
У него был до того несчастный вид, что все ее смущение прошло. Он даже напомнил ей — но только слегка — Барни, когда тот, провинившись, просил прощения.
— Мистер Джемисон, — твердо сказала Сьюзен, — мой отец был отвратительный водитель. Честное слово. Он гнал на восьмидесяти, клянусь вам. Он всегда гнал как сумасшедший. Его вечно штрафовали за превышение скорости, и он разбил три машины. |