Изменить размер шрифта - +
Аглая Петровна с легкостью добывала различные сведения, в том числе и о перемещении частей противника. Слушая очередной рассказ Аглаи о немцах, Катя тяжело вздыхала: «Такие нужные, такие подробные сведения! И их никак невозможно переправить советскому командованию…»

Освоив костыли, она горела желанием помочь пожилой женщине, но та запрещала появляться там, где Катю могли заметить любопытные соседи. Не выходила девушка и за калитку – сидела либо в доме, либо с книгой на лавочке под сенью фруктовых деревьев.

Коротая время в одиночестве, она часто вспоминала последний поход из лагеря, привал на дне неглубокой лощины, скоротечный бой… Взрыв немецкой гранаты оглушил ее, обдал осколками и отбросил в кусты. Однако сознание девушка потеряла не сразу, а спустя несколько минут, когда ее накрыл болевой шок. Почему-то ее уходящее сознание как будто зафиксировало знакомый мужской голос. Она никак не могла вспомнить, кому он принадлежал…

 

* * *

Крымская наступательная операция советских войск, окончательно освободившая полуостров от немецких оккупантов, завершилась только через два года – в мае 1944-го. Все это время Екатерина жила в доме Аглаи Петровны. Она кое-что знала о гибели партизанского отряда, командовал которым старый большевик Гаврилов. Девушка по крупицам собирала сведения о людях, состоявших в отряде Гаврилова и боровшихся с фашистами. Но кто был повинен в гибели отряда, когда и почему это случилось, узнать так и не удалось.

С мая 1944 года исчезла необходимость скрываться от соседей. Но сразу же образовалась другая напасть: в селах появились подразделения войск НКВД, началась насильственная депортация крымских татар. Объяснялось это очень просто. В докладной записке Государственному комитету обороны СССР Лаврентий Берия писал: «…Значительная часть татарского населения Крыма активно сотрудничала с немецко-фашистскими оккупантами и вела борьбу против Советской власти».

Уже в течение первой недели несколько татарских семей погрузили с вещами в автомобили и увезли в неизвестном направлении.

Как-то утром в дом ворвалась Аглая Петровна и со слезами в голосе объявила:

– Семью Музафара увозят!

Катя схватила костыли и решительно направилась на улицу. Аглая поспешила за ней…

– За что вы забираете старого лекаря? – девушка подошла к сотруднику, руководившему депортацией.

– А вы кто такая? – недовольно спросил тот.

– Лейтенант Лоскутова. Разведчица. До тяжелого ранения состояла на должности шифровальщика и связного в партизанском отряде Гаврилова.

– Документы есть?

– Нет. Мы не брали с собой документов, когда уходили на задание. Но мою личность могут подтвердить руководители войсковой части 9903. Это особая разведывательно-партизанская школа под Москвой.

Сотрудник согнал с лица спесь и повернулся к девушке:

– У меня приказ. Вы должны понимать, если военный человек.

Девушка понизила голос, однако напора не сбавила.

– Вот эта женщина, – указала она на стоявшую поодаль Аглаю, – наполовину татарка, наполовину русская. Она нашла меня в лесу, на том месте, где наша группа напоролась на засаду, и притащила к себе домой. А татарский лекарь Музафар каждый вечер приходил и выхаживал меня. Они оба рисковали своими жизнями. Если бы фашисты узнали обо мне, то расстреляли бы всех троих. Понимаете?

Подумав, сотрудник нехотя предложил:

– Хорошо. Я не стану забирать его семейство. Но вы должны прибыть в ближайший отдел НКВД и дать письменные показания. Заодно запросим ваше личное дело в развед-школе.

Екатерина улыбнулась:

– Договорились…

Семью Музафара оставили в покое, а на Катю с тех пор сельчане стали смотреть уважительно, при встрече здоровались первыми.

Быстрый переход