Зрачки Дженни расширены, уподобляясь окружающему мраку. Она удивленно вскидывает брови, заметив Китти, но сразу улыбается так широко, как только способна.

– Привет! Я по тебе скучала. Чем хочешь заняться?

Тьма перетекает вверх по шее малышки, поглощая ее каштановые кудряшки.

– Вы должны всё исправить. Они мне это обещали.

Взгляд Китти прикован к Вэл.

Та по-прежнему не помнит многих подробностей, потому что заперла их за дверями так надежно, что не всё сохранилось. Но ощущения остались. Теперь, после возвращения сюда, они вспыхнули с новой силой, точно никогда и не пропадали. Хотя, пожалуй, они действительно не могли никуда исчезнуть, лишь ждали подходящего момента, запертые в глубине души. Совсем как Китти.

Страх, отчаяние, истощение. Но также радость, предвкушение чуда и то дикое счастье, которое Вэл никогда больше не испытывала. Она фокусирует внимание на глазах сестры, держась за глубокую синеву глаз, будто за якорь, и спрашивает:

– Каким образом нам всё исправить? Мы должны вернуть его?

– Произнеси имя, – говорит Китти тем же тоном, каким дети подзуживают друг друга на игровой площадке. – Назови вслух. Запрета на это не было, ты сама придумала его, чтобы притвориться, будто Господина Волшебника не существует. И из-за тебя он действительно стал воображаемым.

Горло точно сдавливают тиски, не желая пропускать звук. Вэл сжимает челюсти. От этого она отгородилась надежнее всего. Заперла эту дверь первой. Но придется снова ее распахнуть и встретиться со своим страхом лицом к лицу, чтобы починить сломанное. Придется опять сделать его настоящим, позволив себе поверить, что это возможно.

Для подтверждения, что поступает правильно, Вэл смотрит на друзей. Но они слишком заняты блужданием в собственных воспоминаниях и кажутся такими же далекими и недостижимыми, как Китти.

– Господин Волшебник, – со вздохом произносит Вэл.

Земля вздымается и заглатывает их целиком.

* * *

Это похоже одновременно и на проживание воспоминаний, и на наблюдение за ними со стороны. Прошлое будто разъяли на части и сшили из них чудовищного монстра, которого никогда не существовало, но который воспринимается как настоящий. Вэл с трудом сохраняет себя целой в этом потоке воспоминаний, грозящем затянуть на дно. Потому что наконец видит его.

Господина Волшебника.

Вызванного кругом в час нужды, хотели они того сами или нет. Произнесенные без слов и звуков команды проникают в их души через прикосновения длинных пальцев. Гудение тоже присутствует, но воплощено в едином образе. Вечном. Вездесущем.

Господин Волшебник – не участник игр. Он всегда находится в стороне. Служит холстом для чудесных творений Маркуса, материалом для проделок Хави, дарителем кукол для Китти. Он – любовь, великая и ужасная, которая поддерживает их детское королевство. Он всё и ничего. Всемогущий и вездесущий.

Но не всеблагой.

Каждый раз, как друзья перекраивают свой мир с помощью воображения, Господин Волшебник перекраивает их. Рисует поверх уже написанной картины. Нашептывает новые идеи, культивирует семена, обрабатывает и следит за ростками. Призванный из тьмы определенными действиями и эмоциями, он появляется, словно хищник, вынюхивающий добычу. В поисках озорства. Неповиновения. И больше всего – отчаяния. Он возникает тогда, когда в нем нуждаются, потому что создан помогать. Но всегда сам решает, в чем именно заключается помощь и каким образом они должны ее получить.

Наблюдая, Вэл отчетливо видит, каким отцом раньше был Господин Волшебник. Потому что он до боли напоминает ее собственного: взаимодействует лишь по необходимости и только на своих условиях. Требует беспрекословного послушания. Желает, чтобы дети делали всё так, как он хочет.

Но теперь он не просто отец Дженни. Даже отчасти. Господин Волшебник воплощает более древнее существо, которое так и норовит вырваться за тесные границы человеческого тела.