Дженни хихикает. Айзек качает головой, но снова улыбается. Он с восторгом смотрит на Вэл, словно не в состоянии отвести взгляд. А ей не хочется отгораживаться от чувств – любых чувств – больше никогда. Она кладет свободную ладонь – левую, которой вырвала волшебство и контроль у магического места, присвоив себе, как собиралась поступить и сейчас, – на щеку Айзека, приподнимается на цыпочки и прижимается губами к его губам легчайшим поцелуем. Как обещание между обретшими убежище друг в друге детьми, которые превратились во взрослых. Во взрослых, которые надеялись сделать то же самое.

Айзек отвечает на поцелуй Вэл: печальный, нежный и щемяще-горький, как цвет индиго. Как цвет вечера, когда свет сменяется тьмой. Как цвет завершения. И, возможно, нового начала.

– Индиго, – бормочет Айзек.

Их мысли идеально согласованы.

– Если никто не будет меня целовать, то можно уже выдвигаться? – горестно вздыхает Дженни.

Вэл поворачивается и целует подругу: в этот раз не в качестве обещания, а ради веселья. Хави хватает удивленного Маркуса и поддерживает всеобщий обмен поцелуями.

– Ну вот, теперь я еще сильнее разозлилась из-за того, сколько всего пропустила из-за тупого пустынного культа, и готова крушить и ломать, – комментирует Дженни.

– Ладно, – произносит Вэл, снова соединяя руки с Айзеком и притягивая его ближе. – Пора покончить с этой мистической чушью так, как следовало еще тридцать лет назад. Вместе.

– Вместе, – хором повторяют друзья и опять формируют линию.

– Погодите, – хмурится Маркус. – Мы же не знаем, как туда попасть.

– Я столько времени пыталась вам это показать, – раздраженно фыркает ведущая. – И говорила, что нужно практиковаться. В хоровод быстрей вставай, за руки возьмись… – она протягивает ладонь вперед.

Остальные по-прежнему образуют соединенную линию с Вэл впереди и начинают подпевать. В этот раз в присутствии главного звена, действительно вкладывая душу, и, закрыв глаза, подключают воображение. Вспоминают. Наконец осознавая, какой огромный кусок реальности формирует вера. Вэл представляет себе желе пудинга, такого податливого, через который так легко прорваться. А потом, не открывая глаз, тянется к экрану, не ощущая его. Она была права, когда сразу подумала, что это дверь.

Затем ладони касаются крошечные ледяные пальчики и с неожиданной силой дергают.

* * *

Дорогая Шарлотта!

Я прячу это письмо в твоей любимой книге, которую мы раньше читали вместе. Ты этого, возможно, уже не помнишь, но я – да. Надеюсь, тебе удастся обнаружить послание, если когда-нибудь доведется перебирать мои вещи. Либо оно так и останется ненайденным. Кажется абсурдным рассчитывать на благополучное развитие событий, но мир вообще абсурдное место.

В детстве всё воспринимается бессмысленным, наполненным сложными правилами и непонятными инструкциями, которым следуешь лишь потому, что так велят окружающие взрослые. Они просто выдают ничем не обоснованный набор законов, и им нужно неукоснительно подчиняться.

Возможно, тебе, как и мне в свое время, также навязали бога, чье неусыпное око наблюдает за всем и чьи дополнительные правила тоже нужно выполнять лишь для того, чтобы всё шло по плану – в этой жизни и в следующей.

Не исключено, что тебе достался родитель, не соблюдающий никаких правил, не слишком озабоченный твоим благополучием и бросивший тебя на произвол судьбы, позволив самой разбираться, как выживать в этой беззаконной и бессмысленной реальности.

Возможно, и бога ты получила такого же. И теперь цепляешься за правила как за способ обезопасить себя.