– Потому что привез в это место. Прости меня. И я тоже понимал, на что соглашаюсь, заключая сделку. Мои воспоминания сохранились лучше, чем ваши. Конечно, тоже не все, но достаточно, чтобы знать наверняка – мы не просто снимались в детской передаче. Однако послушно отправился на твои поиски в обмен на обещание… – он наклоняет голову, волосы падают вперед, скрывая его лицо. – Обещание вернуть Шарлотту. Только так я мог обеспечить ей безопасность. Ценой всех остальных. Поэтому позвольте мне пойти.
Айзек выглядит уменьшенной, грустной версией себя. Той версией, которую из него сделала тьма. Ребенком, смотревшим туда, куда укажут, и поступавшим так, как велят. Тем, кто должен научить и других следовать его примеру.
Он думал, что ищет Вэл по требованию фанатиков снаружи, но она тоже нуждалась, чтобы ее нашли. Иначе так бы и жила по-прежнему на ферме, довольствуясь малым, заперев заветные мысли за закрытыми дверями. И Китти так и осталась бы потерянной как для мира, так и для старшей сестры.
Айзек не так уж изменился за минувшее время. Он и сейчас заботится о друзьях, чувствует ответственность за них и отчаянно пытается помочь слабым любым доступным способом. Они до сих пор совершают те же ошибки, что и в детстве: путают послушание с любовью, соблюдение заветов – с настоящей праведностью. Играют свои роли, чтобы не получить наказание.
Вот только теперь эти ошибки влекут за собой куда более серьезные последствия.
Да, Айзек солгал и заманил Вэл сюда. Но… она сама хотела приехать. А он много раз предлагал увезти ее подальше. И сделал бы это. Поэтому ей самой принадлежало решение принять приглашение.
Решение находиться рядом с ним.
Она сцепляет их мизинцы в детской клятве – единственной, которой они когда-либо обменивались. Самой нерушимой в мире, данной от всего сердца.
– Я прощаю тебя. – Айзек ошеломленно моргает. Вэл обхватывает ладонями его любимое лицо, затем по очереди обводит взглядом друзей. Самых старых. Единственных. Тех, кто мог понять, что сделало их такими, как сейчас. – Нас всех обманули. Заточили неизвестно где с целью вырезать нашу суть и превратить в послушных и удобных марионеток ради собственной выгоды. Мой отец пытался меня спасти, но в итоге лишь повторил ошибку. Поменял только тюрьму. Если единственный способ вырваться из замкнутого круга и освободить ваших детей – это встретиться лицом к лицу с тем существом, которое убило…
Она осекается и резко оборачивается к экрану. Ведущая наблюдает за сценой широко распахнутыми синими глазами с бесстрастным выражением лица. Мэр заверял, что Китти не умерла. Настаивал, что ни один ребенок не погиб.
– Моя сестра до сих пор там? – спрашивает Вэл.
– Никогда не уходила, – отвечает ведущая, дернув себя за каштановый локон.
Китти – маленькая девочка из мечты – по-прежнему жива в том проклятом месте.
– Я отправляюсь туда, – заявляет Вэл. – Сейчас.
В ней еще теплится та упрямая искра, которую не сумела погасить ни мать, ни обстоятельства. Пусть теперь эта искра разгорится огненным шквалом, способным спалить то место дотла. Пора спасти сестру.
– Вот черт! – шепчет Хави. – Черт, черт, черт.
– Я иду с тобой, – решает Маркус. – Мы друзья и должны встать в круг вместе.
– Вместе, – эхом поддерживают Айзек и Дженни.
Они все берутся за руки. Единственное пустующее место принадлежит Хави.
Тот уже тянется к Маркусу, но потом проводит ладонью по лбу и выдыхает:
– Вы хоть понимаете, насколько наша затея безумна? Мы же все сдохнем, – они одновременно пожимают плечами. Хави заливается похожим на кудахтанье сорванной с насеста курицы смехом и тоже встает на свое место в линии. – Ладно. По крайней мере, я умру, делая то, что люблю больше всего: принимая наихудшее из возможных решений в наилучшей из возможных компаний. |