– Значит, твоему отцу… несколько сотен лет? – уточняет Вэл.

– Что? Нет. Это безумие.

– В отличие от твоего совершенно рационального объяснения? – скептически вздергивает бровь Хави.

Дженни издает свой фыркающий смешок, но тут же снова становится серьезной.

– Спустя некоторое время, проведенное за завесой, взрослые ломаются. Потому что нечисты их помыслы, – она явно сражается с давно затверженными истинами, прежде чем поправиться. – Хотя я не знаю, из-за чего так происходит на самом деле. Нужен специально избранный Господин Волшебник, чтобы удерживать в себе гудение, направлять его так, чтобы оно учило детей и обрабатывало их характеры до совершенства, а не поглощало целиком. Подобно тому, как мир сожрет наших дочерей и сыновей, если не показать им верный путь. – Дженни на мгновение умолкает, растерянная. – Так мне говорили. Что мы спасаем невинных малышей. Дети всегда проходят за завесу первыми, чтобы подготовить пространство согласно своим потребностям, и только тогда новый Господин Волшебник может последовать за ними и занять свое место в кругу. Однако возвращаются оттуда только чистые душой дети. Это священное призвание, благородная жертва… – она прикусывает губу. – Неправда. И мне это известно. Известно даже слишком хорошо. Старейшины заверили меня, что выбрали моего отца за его благородство. Он был частью круга в детстве и усвоил все уроки, всегда следовал правилам, поэтому ни секунды не колебался, услышав, что так сумеет лучше помочь детям. И пошел туда ради меня. Ради остального мира. Чтобы стать эталоном для нас.

– Твой отец, – недоверчиво произносит Маркус.

– Вот только там это был уже не он. Не совсем, – Дженни снова обхватывает себя руками. – Мне хотелось этого сильнее всего на свете, но даже я понимала, что ситуация улучшилась, когда Вэл отобрала контроль.

Айзек щурится, но взгляд кажется расфокусированным и будто сосредоточенным на какой-то удаленной точке в темной комнате.

– Что происходит, если никто не берет на себя эту роль?

– Предполагаю, именно то, чему мы стали свидетелями, – Хави машет рукой вверх, в сторону телевизора, распластанного на полу первого этажа подобно жабе перед прыжком. – Без священных жертв и пропавшей Вэл никто больше не контролирует это… – он умолкает, не зная, как описать то, что и сам не понимает.

– Оно становится голодным, – комментирует ведущая, сонно зевая.

Они с ужасом оборачиваются к ней.

– А ты вообще кто такая? – спрашивает Маркус доброжелательно и мягко, словно беседуя с маленьким ребенком.

– Те мужчины обещали, что мы сумеем отдохнуть, если поможем им загнать вас внутрь. Поторопитесь. Мы очень устали.

– Охренеть, – Хави трет руки, точно пытается избавиться от чего-то липкого и мерзкого. – Это оно. То существо. Программа. Прямо здесь, на экране. И мы разговаривали с ней всё это время.

Вэл расправляет плечи. Если она усмиряла дикого коня и не менее диких родителей воспитанниц, то что для нее значит альтернативное измерение с голодной тьмой?

– Значит, я могу ее контролировать. Это моя задача. Никому больше не нужно идти.

– Ты явилась сюда только потому, что я обнаружил твое убежище, – Айзек встает между экранной стеной и Вэл. – Потому что привез в это место. Прости меня. И я тоже понимал, на что соглашаюсь, заключая сделку.