— Ну… — чувствовалось, что профессор смутился. — Мне, так сказать, надо морально подготовиться к этой встрече… Вы знаете, я бы мог предложить вам один вариант… Несколько необычный, но, возможно, он вас устроит.

— Да? Какой?

— Завтра утром — похороны Дурманова.

— Вы хотите побывать на этих похоронах? — удивился я.

— Ну… Я слышал и читал о Дурманове много нехорошего, однако мне он очень помог, благодаря поддержке его фонда я смог закончить мой многолетний труд, и будет только справедливо, если я отдам ему последний долг благодарности. Во всяком случае, я собираюсь побывать на похоронах, как мне ни страшно выходить из квартиры. А если вы будете там, рядом со мной, я буду совсем спокоен. Потом мы могли бы поговорить в каком-нибудь тихом месте… Например, и домой ко мне приехать. Вы хорошо меня помните?

— В общих чертах, — ответил я. — Ведь, если не считать зачета, я видел вас в основном только на кафедре, довольно далеко от себя, и к тому же это было тысячу лет назад. Но я вас узнаю. Может, случится такое чудо, что и вы меня узнаете.

— Зачет, да… — пробормотал профессор. — Столько студентов было за эти годы, что вряд ли… Хотя, кто знает…

— Если хотите, я могу к вам подъехать и отвезти вас на похороны на своей машине.

— Ну… — профессора опять одолели сомнения. — Нет, пожалуй, я сам доберусь. Кстати, как вас зовут?

— Андрей. Андрей Хованцев.

— Хованцев… — профессор ненадолго задумался. — По-моему, мой предмет вы знали хорошо, но он не был для вас основным…

— Да, я был на немецком отделении.

— Вот-вот, смутно припоминаю. К сожалению, слишком смутно.

— Так где и как мы с вами встретимся?

— На отпевании, в церкви или возле нее. Я хочу посетить только отпевание, на кладбище не поеду. Там, надо полагать, будет… гм… совсем особая публика, которой я вряд ли буду соответствовать. Но прослушать заупокойную службу, это… да, не только естественно, но и порядочно. Вы знаете, в какой церкви будет отпевание?

— В газетах об этом писали. По-моему, и час упоминали. В десять, да?

— Все верно, в десять. Итак, до завтра?

— До завтра. Спасибо вам.

— Это вам спасибо, — отозвался Черемшин перед тем, как положить трубку.

Я тоже положил трубку — и поглядел на часы. Начало восьмого. Пора мне двигаться домой.

Словно угадав мое настроение, заглянула Марина, наша секретарша.

— Вы уходите, или ещё побудете? А то, у меня кончается рабочий день, и, если надо, я вам ключи оставлю…

— Я ухожу, — я встал, снял с вешалки пальто, шапку и шарф. — Можешь все запирать и спокойно отправляться на отдых.

С тем я вышел на улицу. Как я упоминал, было уже темно — ноябрь, темнело рано, и морозец стоял крепкий, но при том какой-то сырой, словно мелкая влажная взвесь, которая копилась в воздухе всю осень, ещё этим морозцем не прихватило, не превратило в сухие и ломкие льдинки, при каждом вдохе и выдохе приятно позванивающие вокруг лица, приятно покалывающие мочки ушей, будто китайский целитель-акупунктурист… И от этой сырости, умудрявшейся проникать и под пальто, в ботинки, делалось особенно зябко и неуютно.

Я сел в машину и только собирался включить зажигание, как рядом с машиной выросла темная фигура.

«Этого ещё не хватало!..» — с тоскливым отчаянием подумал я, решив, что нарвался на «разборку», связанную с одним из дел, которые мы расследовали.