* * *

Оставив Лешку сторожить золото, Сергей с Зубковым схватили автоматы и кинулись в погоню. За ними в сопровождении Бабека ушла к перевалу Лейла.

Тело Чернова преследователи нашли быстро и, секунду постояв над ним, продолжили погоню – далеко внизу у Пиндара, на тропе, ведущей к Ягнобу, маячила фигурка Юрки, нещадно погонявшего осла. Спускаясь с перевала, Сергей решил срезать тропу, но оступился и упал на камни. Из открывшихся ран пошла кровь, и Сергею пришлось вернуться.

Через полчаса Зубков стал настигать Житника. Поняв, что не уйдет с грузом, тот бросил ишака и три мешка с золотом. С оставшимся мешком ушел в хорошо известные ему скалы Маргибского горного узла. Преследование длилось часа полтора, но закончилось безрезультатно, невзирая на то, что Зубков расстрелял почти все свои патроны: Юрка умело лавировал среди знакомых скал, устраивал камнепады. Последний из них накрыл Толика. Один камень вскользь ударил его по бедру, осколок другого угодил в лоб.

Плюнув в сторону удаляющегося Юрки, Зубков прекратил преследование, отыскал ишака, взгромоздился на него и поехал в сторону лагеря.

А Юрка, притаившись в расщелине, наблюдал за ретировавшимся Зубковым минут десять. Все смешалось в его взгляде – и злорадство победителя, и уныние ограбленного, и, как не странно, сожаление – ведь он остался фактически с носом, а именно – со своей законной частью добычи... Но без доверчиво-услужливого тела Наташи и без... без них... “Зато я прикончил Черного”, – успокоил он себя и постарался изобразить на лице довольную улыбку.

Когда Зубков скрылся из виду, Житник развязал мешок с золотом, вынул из него несколько больших самородков, аккуратно разложил их на краю расщелины на фоне чуть выцветшего от жары неба и залюбовался. Утреннее солнце светило ярко, и золото слепило глаза жирным блеском. “Кучеряво... Жалко будет продавать...” – подумал он, переводя алчный взгляд с одного самородка на другой.

Вернув золото в мешок, Житник закопал на дне расщелины оставшуюся без патронов двустволку, затем подтянул лямки рюкзака и, уложив в него золото, ушел вниз к Ягнобу. “Переправлюсь на тот берег и уйду в Анзоб по верхней тропе, – решил он. – На нее они не сунутся...”

Когда внизу уже слышался шелест спокойного в тех местах Ягноба, Юрке вдруг стало страшно. Ему показалось, нет, он понял, что всего лишь через час его не будет в живых. Все это яркое, четко зримое, осязаемое окружение – полосатые мраморные скалы с оранжевыми узорами лишайника, корявый ствол уставшей от солнца арчи, выбравшаяся на летнюю прогулку семейка статных розовых эремурусов – все это останется и будет всегда, а его, Юры Житника, не будет...

В глазах его почернело, ноги, сделавшиеся ватными, сами по себе прошли несколько шагов и подкосились. Юрка упал на колени и, немного придя в себя, растер похолодевшими руками лицо, шею, уши. “Это – удар, солнечный удар...” – пришла ему в голову спасительная мысль, и он отрывисто захихикал...

Встав на ноги и отряхнувшись, Житник сказал в небо:

– Не-е-т, не всех клопов я еще передавил! Не всех!

– Всех... – вдруг услышал он сбоку тихий усталый голос. И, медленно повернув голову, увидел Зубкова, сидевшего под кустом во всю цветшего шиповника. В уголке рта у него торчал стебелек дикой белой гвоздички, на коленях лежал автомат.

– Ты?.. – ничего не понимая, прошептал Житник.