Меньшее, что я мог сделать сейчас, — отблагодарить его за оказанное мне внимание.
Уэлланд проходил курс лечения в больнице Святого Фомы. Я добрался туда в начале седьмого, прихватив по дороге большую коробку жевательных конфет с ликером, которые он очень любил, и парочку американских журналов, освещающих положение дел в преступном мире.
Внешний вид и специфический запах английских больниц всегда нагоняли на меня тоску. В силу моей профессии я провел в них немало времени. Кроме тех случаев, когда нужно было опрашивать пострадавших или тех, кто совершил преступление, три раза я сам оказывался на больничной койке в качестве пострадавшего, и все случаи были связаны с работой. Во-первых, история с бараньей ногой; затем, когда я был еще стажером, группа неистовых фанатов «Челси» решила отработать на мне свои удары; третий инцидент произошел в самом начале моей карьеры, когда во время демонстрации против введения какого-то налога толстая лесбиянка с короткой стрижкой ударила меня по голове железным прутом, когда я пытался привести в чувство старушку, упавшую в обморок. В последнем случае моя обидчица тут же была арестована и по иронии судьбы оказалась медсестрой.
Отделение, в котором лежал Уэлланд, находилось в самом дальнем крыле больницы. У него была отдельная палата, и, когда я вошел, предварительно постучав в дверь, он сидел на постели и читал «Ивнинг стандарт». Уэлланд был немного бледен, словно его укачало, но не похудел и в целом выглядел лучше, чем я предполагал.
Он поднял на меня глаза и улыбнулся.
— Привет, Дэннис.
— Как вы себя чувствуете, инспектор?
— Уверен, бывало и хуже, но сейчас я уже не припомню, когда.
— Вы неплохо выглядите для человека в вашем положении. Лечение уже началось?
— Нет, отложили на завтра. Говорят, не хватает специалистов по этой части.
— И это государственная система здравоохранения! А по словам чиновников, в больницах столько врачей, что работы на всех не хватает…. Вот, это вам от меня. — Я положил конфеты и журналы рядом с кроватью. Уэлланд поблагодарил меня и коротким жестом пригласил сесть.
Я сел рядом с ним на потертый стул и повторил свою фразу о том, как инспектор хорошо выглядит, несмотря на болезнь. Люди всегда произносят какую-то ободряющую чушь в подобных ситуациях, несмотря на то что никто никогда не верит в это. Однажды мне пришлось сказать девушке, чье лицо было обожжено кислотой, которой ее облил бывший парень, что очень скоро у нее все будет хорошо. Конечно, у нее не могло быть все хорошо, как не могло быть и у Уэлланда.
— Я очень рад, что ты пришел, Дэннис. Спасибо. — Инспектор откинулся на подушки, и я заметил, что у него усталый вид и что его мучает одышка.
— Приятного в этом мало, больница есть больница. Но я хочу, чтобы вы знали: мы помним о вас и переживаем.
— Как там работа? Я уже соскучился по участку. Никогда не думал, что стану скучать, а вот…
— Там все по-прежнему, — ответил я. — Преступников много, а нас мало. Никто без работы не сидит.
Уэлланд покачал головой.
— Иногда кажется, что все наши усилия тщетны.
— Это точно, — согласился я, гадая, о чем дальше пойдет разговор.
— Знаешь что, Дэннис? Я всегда считал тебя хорошим полицейским. Ты настоящий профессионал и все знаешь о своей работе.
Он пристально посмотрел на меня, и мне почему-то стало неуютно. Вдруг появилось чувство, что он не просто так завел глубокомысленный разговор о жизни и работе в полиции, без которого можно было обойтись.
— Я старался делать все как надо.
— Мы же с тобой уже очень давно знакомы, правда, Дэннис?
— Да. |