Почему же все пошло не так? Как в милиции додумались связать смерть фотографа и Инги? Этот вопрос не давал ему покоя, потому что он предусмотрел все. Еще зимой он выследил фотографа и узнал, где тот живет. Зачем? Он не знал. Просто хотел иметь хоть какое-то преимущество перед шантажистом. Как выяснилось позже – сделал он это не напрасно. Он выгреб из карманов фотографа все подчистую, чтобы усложнить опознание. Забрал и ключи от квартиры. Рискуя быть застигнутым в чужом доме, он посетил квартиру фотографа и забрал все фотографии вместе с пленками. Он уничтожил их, сжег в бочке на участке. Так откуда они узнали? Ну почему он не выбросил эти злополучные брюки? Ведь понимал, что от них нужно избавиться, но не мог, потому что боялся вопросов жены. Как он мог объяснить исчезновение брючного костюма?

В последнее время ему стало казаться, что жена что-то подозревает. Известие о том, что Инга вернулась домой в Хабаровск, Эмма восприняла довольно легко. Немного погрустила и забыла. Так ему казалось вначале. Теперь же он терялся в догадках: что, если она знала о его интрижке с Ингой? Что, если она считает его виновным в смерти девушки? Почему она не сказала ему о визите милиции? И куда делась скрипка?

Последний вопрос терзал его сильнее всего. Он выбросил все вещи Инги, все до единой, кроме скрипки. Он облазил всю городскую квартиру, но не нашел ее. Обычно Инга держала ее на самом видном месте, на комоде у окна. Перед тем как лететь в Сочи, он заехал на городскую квартиру, чтобы избавиться от вещей Инги, ведь он собирался сказать жене, что рассчитал девушку. Скрипки там не было, так где она тогда?

Скрипка и брюки, брюки и скрипка… Мысли начали путаться, ведь он не ел и не пил с десяти утра. Выбираясь из поселка, он налетел на железный прут и пробил колесо. Проклятая спешка сыграла с ним злую шутку. С разбитым о ворота капотом, о том, чтобы обратиться в сервис для замены колеса, не могло быть и речи, а на спущенном колесе далеко не уедешь. И он не придумал ничего лучше, чем приехать на место преступления! Он загнал машину в сарай, импровизированной метлой замел следы, оставленные колесами вплоть до самой гравийной дороги, вернулся в сарай, сел в угол и просидел так до темноты. Теперь он понимал, как глупо с его стороны было приехать сюда. Если его найдут здесь, можно считать, он сам подписал себе смертный приговор. Но что, если не найдут? Что, если ему удастся отсюда выбраться? В багажнике есть запаска, но он так давно не менял колеса самостоятельно. Справится ли он? А что еще остается? Сидеть и ждать, пока за ним придут?

Кряхтя и постанывая, он поднялся, распрямил затекшие колени, потянул спину. Доковыляв до машины, открыл багажник. Здесь было все необходимое для смены колеса. Он делал это когда-то, почему бы не попробовать? Поднять машину удалось лишь с четвертого раза, проклятый домкрат постоянно соскакивал, и он едва не отдавил себе ноги. Когда колесо поддалось, он возликовал, а когда удалось надеть на ось запасное колесо, он вновь поверил, что еще может выпутаться из ужасной ситуации, в которую сам себя загнал.

В три часа ночи он решился вывести машину на дорогу. Сил на то, чтобы привести себя в порядок, к тому времени не осталось. Он понимал, что выглядит не лучшим образом. Некогда белоснежная рубашка покрылась пылью, на манжетах явственно проступали пятна от смазки, волосы потеряли блеск, а пиджак помялся. И все же настроение у него было гораздо бодрее, чем несколько часов назад. Проехав два десятка километров, он сориентировался в темноте и свернул на дорогу, ведущую в объезд городской черты. В город он заезжать не хотел по вполне понятным причинам: там его наверняка уже ждали. Здесь же ему ничего не грозило. Он направлялся к железнодорожной станции Фирсановская, где собирался сесть в любой поезд, который увезет его подальше от Москвы. Покупать билет он не станет, не такой уж он простофиля, чтобы помогать милиции поймать себя.