Во всем легионе разве что мастер Т’келл мог сравниться с кузнецом, но, восстановив доспехи вплоть до последнего узора, Гарго все равно глядел на них с недовольством. Он опустил глаза на руку, в которой сжимал щипцы для установки металлических деталей на место. Когда-то рука даже служила молотом, но теперь она годилась лишь для того, чтобы фиксировать металл.
Он опять поднял раскатку, собираясь разгладить вмятину, когда из темноты раздался голос:
— Что же с нами будет, кузнец?
Гарго повернулся к Ксафену, молча наблюдавшему за ним. Из уголка его рта валил дым от трубки с рагой.
— Давно ты здесь сидишь?
— Достаточно. Что еще делать во время полета сквозь звезды? Только ждать.
Гарго осторожно положил раскатку на наковальню, и та глухо стукнулась о металл. Наголенник, над которым он работал, остался лежать — кузнец все равно не был доволен результатами.
— Это от доспехов Ворко? — спросил Ксафен.
— Да.
Он впечатлено кивнул:
— Не думал, что ты сумеешь починить его после волкита.
— Я его еще не починил.
— Хм.
— Тебе что-то нужно?
— Ответ на мой вопрос.
— Я не знаю, что с нами будет. Но с Вулканом мы можем снова стать легионом.
— Ты про тело в грузовом отсеке, который Нумеон превратил в святилище?
— Ты не веришь, что Вулкан вернется.
— Тебе не кажется, что верить в восстающих из могилы мертвых как-то неправильно? Погибшие никогда не возвращаются прежними.
— В древние времена на Ноктюрне верили, что это возможно. Последователи Прометеева кредо мазали лицо белым пеплом и проводили ритуалы воскрешения.
— Тебе об этом наш капеллан рассказал? — спросил Ксафен, уже зная ответ.
Вар’кир хорошо знал историю Ноктюрна, его обычаи и церемонии. Никому до сих пор не пришло в голову спросить, было ли им место в светской Галактике, где правила Имперская Истина, но вопрос витал в пространстве.
— Он поведал мне о кредо. Я выслушал. Его суть подтверждает, что Вулкан жив.
Когда-то Вулкан умерил силу этого кредо и, используя свой талант отца и кузнеца, перековал свой легион, сделав его лучше. Он остановил их спуск по спирали саморазрушения и подарил возможность не только выжить, но и стать сильнее. И добился он этого даже не действиями, а мудрыми наставлениями.
Ксафен тоже верил в кредо, но склонялся к его опасным аспектам и верил в главенство огня. Сдержанностью и прагматизмом он никогда не отличался.
— Жив, мертв… — Ксафен пожал плечами. — Я просто хочу убивать предателей, брат. Месть — мой воздух, расплата — моя пища. Я просто хочу увидеть, как они горят.
— А как же высшая цель?
— Для меня нет ничего выше этого.
— Тогда зачем ты вообще сюда пришел?
— Мне было скучно.
Ксафен поднялся, на время покончив с самобичеванием, погасил трубку-рагу и в последний раз выдохнул облако пахнущего золой дыма.
— Мы никогда не сходились во взглядах, но мы все же братья, — сказал ему Гарго. — Этот фатализм тебя уничтожит.
Ксафен достал один из своих клинков и подставил его под свет.
— Узнаешь?
— Разумеется.
— Ты его выковал.
— Я выковал Погребальному Огню много оружия, — ответил Гарго.
Ксафен покачал головой, изучая великолепный клинок.
— Нет, — сказал он. — Ты изготовил его до Макрагга, до того, как мы стали трупами в погребальном костре.
Гарго ждал, не совсем понимая, что происходит. |