Изменить размер шрифта - +

– Вышеупомянутый человек умел, как минимум, манипулировать автоматом, открывающим двери, – педантично уточнил Эк.

В кабинете стало тихо. Хаммар наморщил лоб. Наконец он сказал:

– Значит, вы считаете, что кто‑то вдруг встал посреди автобуса, перестрелял всех, кто в нем находился, и потом спокойно ушел? И что никто не успел среагировать? И водитель ничего не видел в зеркальце?

– Да нет, – ответил Колльберг, – не совсем так.

– А как же?

– Что кто‑то со снятым с предохранителя, готовым к стрельбе автоматом спустился по задней лесенке со второго этажа автобуса, – сказал Мартин Бек.

– Тот, кто некоторое время сидел наверху в полном одиночестве, – добавил Колльберг. – Тот, у кого было время, чтобы выбрать самый подходящий момент.

– Водителю известно, есть ли кто‑нибудь наверху? – спросил Хаммар.

Все выжидательно посмотрели на Эка, который снова откашлялся и сказал:

– В лесенку встроен фотоэлемент. Он связан со счетчиком на приборной доске. Каждый раз, когда кто‑нибудь, купив билет у водителя, поднимается на второй этаж, счетчик прибавляет единицу. Водитель все время контролирует, сколько пассажиров находится наверху.

– А когда обнаружили автобус, счетчик показывал ноль?

– Да.

Хаммар несколько секунд стоял молча. Потом сказал:

– Нет, что‑то тут не так.

– Что именно? – поинтересовался Мартин Бек.

– Реконструкция.

– Почему? – возразил Колльберг.

– Все слишком хорошо продумано. Сумасшедший, совершающий групповое убийство, не действует по так тщательно разработанному плану.

– Ничего подобного, – заявил Гюнвальд Ларссон. – Тот псих, который в Америке застрелил с вышки более тридцати человек, все дьявольски тщательно продумал. Он даже взял с собой еду.

– Да, – согласился Хаммар. – Однако об одном он все же не подумал.

– О чем же?

На этот вопрос ответил Мартин Бек:

– О том, как он оттуда выберется.

 

XII

 

Семью часами позже, в десять часов вечера, Мартин Бек и Колльберг все еще находились в управлении полиции на Кунгсхольмсгатан.

Уже было темно, дождь прекратился.

Кроме этого, ничего достойного внимания не произошло. На официальном языке это называлось «ход расследования без изменений».

Умирающий в Каролинской больнице по‑прежнему умирал.

В течение дня явилось двадцать свидетелей, готовых дать показания. Девятнадцать из них, как оказалось, ехали в других автобусах.

Единственным оставшимся свидетелем была восемнадцатилетняя девушка, которая села на Нюброплан и проехала две остановки до Сергельсторг, где пересела в метро. Она сказала, что несколько пассажиров вышли одновременно с ней; это выглядело правдоподобно. Ей удалось опознать водителя. Однако это было все.

Колльберг непрерывно кружил по комнате и не спускал глаз с двери, словно ожидал, что кто‑то ее выломает и ввалится в кабинет.

Мартин Бек стоял перед висящей на стене схемой. С заложенными за спину руками он покачивался на каблуках. Эта раздражающая привычка появилась у него много лет назад, когда он служил простым патрульным, и до сих пор ему не удалось избавиться от нее.

Их пиджаки висели на спинках стульев. Рукава рубашек они подвернули. Галстук Колльберга лежал на столе, а сам Колльберг потел, хотя в кабинете вовсе не было жарко. Мартин Бек зашелся в долгом приступе кашля, потом, задумчиво сжав пальцами подбородок, продолжил изучать схему.

Колльберг остановился на секунду, критически оглядел его и констатировал:

– Просто сил нет слушать, как ты кашляешь.

Быстрый переход