Изменить размер шрифта - +
 – Однако можно сделать так, чтобы эта информация через наших осведомителей попала к наркоманам. С помощью окружной службы защиты от наркомании.

– Гм, – сказал Мартин Бек. – Займись этим.

Утопающий хватается за соломинку, подумал он. А что еще остается? В последнее время полиция провела две облавы в так называемом подполье, причем провела их с большим размахом. Результат оказался именно таким, какого ожидали. Ничтожным. Все предвидели этот налет, кроме самых отчаянных и смирившихся. Из ста пятидесяти человек, задержанных полицией, большинство следовало сразу же отправить в исправительные заведения, если бы таких заведений хватало.

Тихая разведка ничего до сих пор не дала, а те сотрудники полиции, которые поддерживали контакты с «дном», были убеждены, что осведомители говорят правду, когда утверждают, что ничего не знают.

Многое свидетельствовало о том, что так оно и есть. Очевидно, ни у кого не могло быть каких‑либо причин оберегать этого преступника.

– Кроме него самого, – заметил Гюнвальд Ларссон, который испытывал слабость к излишним комментариям.

Оставалось только одно: извлечь максимальную пользу из уже имеющегося материала. Попытаться найти оружие и допросить всех, кто имел какое‑либо отношение к жертвам. Эти допросы предстояло провести свежим силам, другими словами, Монссону и старшему ассистенту из Сундсвалла по фамилии Нордин. Гуннара Ольберга не удалось освободить от его обычных обязанностей и прикомандировать к ним. В общем‑то, особого значения это не имело, потому что все были уверены, что эти допросы ничего не дадут.

Медленно тянулись часы. Один день следовал за другим. Прошла уже целая неделя таких дней, потом началась вторая. Снова был понедельник. Четвертое декабря, день Святой Варвары. Морозно и ветрено; праздничное возбуждение усиливалось. Пополнение скучало и начало грустить по дому. Монссон тосковал по мягкому климату южной Швеции, а Нордину не хватало настоящей северной зимы. Оба они не привыкли жить в большом городе, им было плохо в Стокгольме. Многие вещи действовали им на нервы, в первую очередь – шум, толкотня и грубость окружающих. Кроме того, им, как полицейским, не нравилось хулиганство и быстрый рост мелких преступлений.

– Не понимаю, как вы можете здесь выдерживать, – сказал Нордин.

Нордин был коренастый, лысый, с кустистыми бровями и прищуренными карими глазами.

– Мы родились здесь, – ответил Колльберг, – и так жили всегда.

– Я приехал сюда в метро, – сказал Нордин. – На отрезке от Алвик до Фридхемсплан я видел по крайней мере пятнадцать человек, которых у нас в Сундсвалле полиция сразу же задержала бы.

– У нас не хватает людей, – объяснил Мартин Бек.

– Я знаю, но…

– Что «но»?

– Но вы сами подумайте о том, какие здесь испуганные люди. Обычные порядочные граждане. Каждый буквально убегает, если попросить у него прикурить или справиться, как пройти куда‑либо. Они попросту боятся. Никто не чувствует себя уверенно.

– Такое здесь происходит с каждым, – сказал Колльберг.

– Со мной вовсе не произошло, – возразил Нордин. – Однако вскоре я тоже, наверное, стану таким. У вас есть какая‑нибудь работа для меня?

– Мы получили странную информацию, – сказал Меландер.

– О чем?

– О неопознанном мужчине из автобуса. Какая‑то фру из Хегерстена позвонила и сообщила, что живет рядом с гаражом, где собираются иностранцы.

– Ну и что?

– Там случаются скандалы. Она, конечно, не употребила слово «скандалы». Сказала, что они шумят. Один из самых крикливых – низенький темный мужчина лет тридцати пяти.

Быстрый переход