Она по‑прежнему была пунцовой. У нее покраснело не только лицо, но даже шея и плечи. Мелкие капельки пота выступили на лбу.
– Фотографии сделаны здесь, в этой квартире, – сказал Колльберг.
Она кивнула.
– Когда?
Оса Турелль нервно прикусила губу.
– Три месяца назад.
– Конечно, их делал он.
– Конечно. У него есть… было все, что нужно. Автоматический спуск и штатив, или как он там называется.
– Зачем он сделал их?
Она все еще была пунцовой и с испариной на лбу, но голос у нее стал более уверенным.
– Мы считали это забавным.
– А почему он держал их в письменном столе? – Колльберг помолчал и добавил: – Дело в том, что у него в кабинете не было никаких личных вещей. За исключением этих фотографий.
Долгое молчание. Наконец она покачала головой и сказала:
– Этого я не знаю.
Пора сменить тему, подумал Колльберг и сказал:
– Он всегда ходил с пистолетом?
– Почти.
– Почему?
– Наверное, ему так было нужно. В последнее время. Он интересовался огнестрельным оружием.
Она задумалась. Потом быстро встала и вышла. В открытую дверь спальни он видел, как она подходит к кровати. У изголовья лежали две подушки. Оса засунула руку под одну из них и с колебанием сказала:
– У меня здесь есть такая игрушка… пистолет…
Полнота и флегматичный вид Колльберга уже неоднократно многих обманывали. Он был отлично тренирован и обладал очень быстрой реакцией.
Оса Турелль еще стояла, склонившись над кроватью, когда Колльберг оказался возле нее и вырвал оружие из ее руки.
– Это не пистолет, – сказал он. – Это американский револьвер. «Кольт» сорок пятого калибра с длинным стволом. У него абсурдное название “peacemaker”[12]. К тому же он заряжен. И снят с предохранителя.
– Можно подумать, что я этого не знала, – пробормотала она.
Он вытащил обойму и вынул из нее патроны.
– Кроме того, пули с насечкой. Это запрещено даже в Америке. Самое страшное огнестрельное ручное оружие. Из него можно убить слона. Если выстрелить в человека с расстояния в пять метров, пуля пробивает дыру размером с тарелку и отбрасывает тело на десять метров. Откуда, черт возьми, он у тебя?
Она в замешательстве пожала плечами.
– Это пистолет Оке. Он всегда был у него.
– В постели?
Она покачала головой и тихо сказала:
– Нет, с чего ты взял. Это я… сейчас…
Колльберг положил патроны в карман, направил ствол в пол и нажал на спусковой крючок. По комнате прокатилось эхо от щелчка.
– И боек у него подпилен, – добавил он. – Для того, чтобы спуск был мягче и быстрее. Смертельно опасное оружие. Даже опаснее гранаты с выдернутой чекой. Достаточно было, чтобы ты перевернулась во время сна… – Он замолчал.
– В последнее время я мало спала, – сказала она.
«Хм, – подумал Колльберг, – наверное, Оке взял „Кольт“ незаметно во время какой‑то конфискации оружия. Попросту стибрил».
Он подбросил большой револьвер в руке, потом перевел взгляд на девушку, худенькую, как подросток.
– Я понимаю его, – пробормотал Колльбсрг. – Если кому‑то так нравится оружие… – Он повысил голос: – А мне оно не нравится! – воскликнул он. – Это отвратительная вещь; оружие вообще не должно существовать. То, что его производят, то, что каждый может держать его в шкафу, и ящике стола, носить с собой, свидетельствует только о том, что вся система прогнила насквозь и все обезумели. |