Она мгновенно отреагировала. Ее глаза заблестели. Она сжала кулаки. Крошки табака из смятой сигареты просыпались на брюки.

– Как ты смеешь так говорить!

– Но это правда. Оке не был на службе ни в тот понедельник, когда его убили, ни в субботу. У него было много отгулов в октябре и в первые две недели ноября.

Она молча глядела на него.

– Таковы факты, – сказал Колльберг. – И второе, что я хотел бы знать: имел ли он привычку носить при себе пистолет, когда не был на службе?

Прошла почти минута, прежде чем она ответила.

– Убирайся к чертям и прекрати мучить меня своей манерой допроса. Почему сюда не приходит сам руководитель расследования Мартин Бек, собственной персоной?

Колльберг закусил губу.

– Ты много плакала.

– Нет. У меня нет привычки плакать.

– В таком случае ответь мне. Мы должны помогать друг другу.

– В чем?

– В том, чтобы схватить того, кто убил его. И тех, остальных.

– Зачем? – Минуту она сидела молча. Потом сказала так тихо, что он едва слышал ее: – Месть. Конечно, почему бы и нет. Отомстить.

– Он брал с собой пистолет?

– Да. Во всяком случае, часто.

– Почему?

– А почему бы Оке было не брать его с собой? В конце‑то концов оказалось ведь, что пистолет был ему нужен. Разве не так?

Колльберг не ответил.

– Хотя ему это и не помогло, – добавила она.

Колльберг снова промолчал.

– Я любила Оке. – Она сказала это звонким и уверенным голосом, глядя в какую‑то точку над головой Колльберга.

– Оса?

– Да.

– Так значит, он часто уходил из дому. Ты не знаешь, чем он занимался, мы тоже. Как ты думаешь, у него мог быть кто‑то еще? Какая‑нибудь женщина?

– Нет.

– Ты этого не допускаешь?

– Я знаю.

– Откуда ты можешь знать об этом?

– Это никого не касается, кроме меня. Я знаю. – Она внезапно с изумлением посмотрела ему прямо в глаза. – Вы что же, считаете, что у него была любовница?

– Да. Мы вынуждены учитывать такую возможность.

– Ну, так можете перестать ее учитывать. Это абсолютно исключено.

– Почему?

– Я уже сказала, что это никого не касается.

Колльберг забарабанил костяшками пальцев по столу.

– Ты уверена?

– Да. Абсолютно.

Он снова сделал глубокий вдох, как перед стартом.

– Оке интересовался фотографией?

– Да. Она была его единственным хобби с тех пор, как он перестал играть в футбол. Он имел три фотоаппарата. Увеличитель стоит на крышке унитаза. В ванной. У него была там темная комната, – Она с удивлением посмотрела на Колльберга. – А почему ты спрашиваешь об этом?

Он подвинул к ней конверт. Она положила зажигалку и дрожащими руками вынула из конверта фотографии. Посмотрела на первую из них и лицо ее стало пунцовым.

– Где… где ты взял что?

– Они лежали и его письменном столе в Вестберге.

– Что? В письменном столе? – Она прикрыла глаза и неожиданно спросила: – Кто из вас видел их? Все?

– Только три человека.

– Кто?

– Мартин, я и моя жена.

– Гюн?

– Да.

– Зачем ты показал ей?

– Потому что должен был прийти сюда. Я хотел, чтобы она знала, как ты выглядишь.

– Как я выгляжу? Ну и как же мы выглядим? Оке и…

– Оке мертв, – почти беззвучно произнес Колльберг.