|
Я лежал, повернувшись лицом к стене, и в зловещем помрачении размышлял, не выехать ли "нам" на виллу "Ирис" раньше обычного. Имелось, впрочем, препятствие, не позволявшее предпринять эту поездку: и дом, и автомобиль были проданы, так сама Ирис сказала на протестантском кладбище, ибо распорядители ее веры и участи воспретили кремацию. Я повернулся в постели от стенки к окну, рядом, между мной и окном, лежала Ирис, обратив ко мне темный затылок. Я содрал одеяло. Она была голая, в одних только черных чулках (это показалось мне странным, но в то же время напомнило что-то из параллельного мира, ибо мой разум стоял, растопыря ноги, на двух цирковых лошадях). В эротической сноске я в десятитысячный раз напомнил себе отметить гденибудь, что нет ничего соблазнительней женской спины с профильным подъемом бедра, когда женщина лежит на боку, чуть подогнув ногу. "J'ai froid", - сказала женщина, едва я тронул ее за плечо. Русское обозначение любого предательства, неверности, вероломства - это муаровое, змеистое слово "измена", в основе его лежит представление о перемене, подмене, о превращении. Такое его происхождение никогда не приходило мне в голову в моих постоянных размышлениях относительно Ирис, и теперь оно поразило меня, как внезапно открывшееся колдовство, обращение нимфы в шлюху, - и вызвало немедленный и истошный протест. Один из соседей забухал в стену, другой застрекотал у дверей. Напуганная женщина, схватив свою сумку и мой дождевик, отомкнула комнату и ей взамен объявилась бородатая личность, обтянутая, словно в фарсе, ночною сорочкой и в галошах на босу ногу. Нарастание моих воплей, воплей гнева и горя, разрешилось истерикой. Кажется, были какие-то попытки сплавить меня в больницу. Во всяком случае, иное жилище пришлось искать sans tarder, - оборот, услышав который я всякий раз корчусь от боли, ибо в моем уме он связан с письмом от ее любовника. Какой-то мелкий лоскут сельской местности все время плавал перед моими глазами, подобно светородной иллюзии. Я пустил указательный палец блуждать наугад по карте северной Франции, кончик ногтя уткнулся в городок Petiver или Petit Ver - червячок или стишок - и то и другое отзывалось идиллией. Автобус привез меня на какую-то станцию, по-моему, рядом был Орлеан. Все, что я помню о моем обиталище, - это странно уклончивый пол, отвечавший наклону потолка в кафе под моей комнатой. Помню еще пастельно-зеленый парк на восточной окраине города и старую крепость. Лето, проведенное мною там, - это просто цветное пятно на тусклом стекле моего рассудка; но я сочинил несколько стихотворений, по крайности одно из которых, об акробатах, представляющих на церковном дворе, часто перепечатывали в последние сорок лет. |
