Афанасий Афанасьевич, который до того смотрел в пол,встал и при мне говорит:

— Очень точная характеристика. Молодец, Ефремов! Оставайся таким принципиальным навсегда.

А кое-кто из учителей рассердился, зачем он при мне это сказал. Ну, вот и все. Мы побороли!.. Только какое-то предчувствие говорит мне, что с Павлушкой нам придется бороться всю жизнь.

Приходили письма. Глеб писал Лизе — не знаю что, не читал. Мальшет — нам обоим, коротко, с «гулькин нос», и больше спрашивал, чем сообщал. С Иваном Владимировичем у них шла обширная переписка, на том же тарабарском наречии: «брекчированные доломиты гокракско-спириалисового возраста». Если это перевести на русский язык, следовало понимать, что денег на экспедицию не дают...

Приходили письма и для меня лично. Писала Марфа — дочь заслуженной артистки Оленевой. Она прислала свою фотографию. Никогда я не видел таких глаз, такого рта — какое-то совсем особенное выражение. Она неизмеримо красивее Лизы и, судя по письмам, необыкновенно умна. Увлекается плаваньем, греблей и фехтованием на рапире. Я сам сделал модель парусной шхуны (Иван Владимирович только консультировал), вроде той, что нам подарил Турышев, и послал ей на память. Яхту я назвал «Марфа» — написал масляной краской на борту.

Всю весну мы очень много с Лизой зубрили — до обалдения. Только раз и устроили себе праздник, когда вышла из печати книга Ивана Владимировича «Проблема Каспия». Выпили за круглым столом шампанского и от всей души поздравили нашего милого старика. Жаль, что не было Фомы, он охотился на тюленей. Было очень весело. Иван Владимирович подарил нам по экземпляру своей книги с автографом.

Экзамены мы выдержали успешно. Лиза на четыре и пять, я на одни пятерки. Был выпускной бал (мне почему-то взгрустнулось на этом вечере). Лиза надела наконец по назначению свое новое платье, то, серебристое в поперечную полоску. Такое точно платье есть и у Марфы...

Мы окончили десятилетку, но как-то не верилось. Значит, всё, и мы уже взрослые... А школа, как и детство, уже прошлое. Нам выдали аттестат зрелости. Теперь от нас ждали больших свершений от каждого. Потому что это была эпоха больших свершений. Шел первый год семилетки. Он начался запуском космической ракеты. В доках спешно отстраивали атомный ледокол. Турбины электростанций работали на атомном топливе. В газетах писали: «Символом нашей эпохи стали космическая ракета и окруженное орбитами электронов ядро атома». Символом нашей эпохи стал человек,

проникающий в тайны бесконечно великого. На моей родине хлебопашец или рыбак пользуются таким же уважением, как ученый-физик. Это очень хорошо! По-моему, это важнее, чем запуск ракеты.

Иногда я не спал до четырех часов, раздумывая над этими вещами. Я еще не знал, что такое бессонница, просто было интересно лежать в тишине, когда все в доме спят и в голову приходят самые странные мысли.

Глава пятая

ВЕТЕР В СНАСТЯХ

Итак, мы — взрослые. Пришла пора окончательно и верно избрать дорогу в жизни, чтоб потом с нее не сворачивать.

Лиза не колебалась, у нее давно уже было все решено и обдумано: она будет океанологом. Учиться она решила заочно, чтоб не расставаться со мной — так меня любила старшая сестра. Я тоже любил ее больше всех на свете, больше отца.

У меня дело было сложнее: как это ни странно, я еще не выбрал, кем я буду, хотя твердо знал, что моя судьба так или иначе будет связана с Каспийским морем. Очень соблазняло Бакинское мореходное училище, в котором учился Фома, он уже перешел на второй курс. В училище было четыре отделения: штурманов дальнего плавания, судовых механиков и электромехаников и судовых радистов.