Софи была напряжена, ее тело сопротивлялось. С глухим стоном она выкрикнула его имя.

— Господи, ты такая тесная! — прошептал он сквозь стиснутые зубы. Его лоб покрылся испариной. Откинув голову и зажмурившись, Софи кусала губы. Всю ее грудь, лицо и шею залил алый румянец, нет, не смущения — возбуждения. И наконец лоно приняло его, зажав вторгшуюся плоть словно в жаркий влажный и крепкий кулачок.

Разумеется, он догадывался, что опыта у Софи маловато, что она робка, замкнута и, вероятно, очень мало имела дело с мужчинами. Но Коул и не предполагал, что она вообще никогда не была с мужчиной. Мысль о том, что он у Софи первый, что она столько лет ждала именно его, ошеломила и окончательно лишила Коула рассудка.

— Прости, детка, — сказал он, тяжело дыша, — я не могу больше терпеть.

Без тени обиды Софи притянула к себе его голову и начала целовать с жадной страстью, по силе не уступавшей его собственной. Маленькие руки держали его крепко, не давая отстраниться, она сжимала его с каким-то диким восторгом, приводя в неистовство, подгоняя, заставляя проникать все глубже и глубже. И когда, запрокинув голову, Софи громко застонала в экстазе, он застонал вместе с ней. Коул ничего не соображал, почти ничего не видел, его тело горело. Он ощущал ее частью себя, Софи была в его сознании, в его сердце. Он продолжал мощно двигаться внутри ее хрупкого тела до тех пор, пока наконец его собственное не содрогнулось от финального взрыва.

Стук их сердец сливался воедино, Коул слышал ее легкое, быстрое дыхание, она дышала ему прямо в ухо. Господи, он любит ее! Его сжигало желание обладать ею, произносить ее имя, говорить ей о том, какой счастливой могла бы быть их совместная жизнь, заставить Софи признаться, что и она любит его.

В свое время Коул отказался от личной жизни, чтобы заботиться о братьях. Тогда ни одна женщина, в сущности, серьезно его не интересовала, ни одна не могла заставить его забыть о долге. Но сейчас он свободен, и именно теперь Софи оказалась рядом, словно сама судьба ниспослала ему ее в тот момент, когда он готов к этому и нуждается в ней больше всего на свете. Коул жаждал обладать сю сейчас и всегда. Но ему пришлось сдержать рвущееся наружу признание, потому что он не был уверен, что Софи воспримет все так, как ему хотелось бы, ведь она упорно настаивала на временном характере их отношений.

Осторожно, медленно Коул высвободил руки из-под ее колен и услышал, как она застонала, когда ее ноги упали на кровать. Он был слишком нетерпелив, но Софи не жаловалась.

Извиняясь, Коул поцеловал ее в шею, но был слишком потрясен, слишком расстроен своими мыслями, чтобы сделать чтото еще. Софи перебирала пальцами его взмокшие волосы, ее губы касались его плеча, и Коул чувствовал, что она улыбается.

— Такого я не могла себе даже представить.

Как это ей, черт возьми, еще удается складывать слова в фразы? Коул с трудом приподнялся на локте и, все еще тяжело дыша, посмотрел на Софи сверху. Она выглядела умиротворен ной.

— Значит, ты считаешь, все было хорошо? — поддразнивая, спросил он.

— Просто потрясающе!

От этих слов Коул почувствовал себя завоевателем мира. Он провел пальцем по ее налившимся губам.

— Я рад. Я тоже считаю тебя чертовски привлекательной и совершенно неповторимой. И всегда считал.

Софи на миг замерла, в ее глазах мелькнула настороженность, она нервно облизала нижнюю губу.

— Но ведь мы знакомы всего несколько дней.