Потом медовый месяц — где? Пожалуй, будет чудесно на Антигуа. Потом возвращение в Лондон. У него уже есть там квартира, и ее можно будет использовать как плацдарм для поисков дома. И — блестящая идея — она уговорит отца подарить ей на свадьбу усадьбу Кейрни, и тогда перспективы, которые она сегодня утром непринужденно расписывала Оливеру, в конце концов станут реальностью. Она представляла себе, как они будут приезжать сюда на машине в выходные, проводить здесь отпуск, привозить детей, устраивать домашние вечеринки…
— Ты что-то совсем притихла, — сказал Оливер.
Лиз сразу вернулась к реальности и обнаружила, что они уже подъехали к дому. Машина ехала по буковой аллее. Голые ветви вверху скрипели от жестокого ветра. Они сделали полукруг по посыпанной гравием дорожке и остановились напротив большой парадной двери.
— Я задумалась, — ответила Лиз, — просто задумалась. Спасибо, что подвез.
— Спасибо, что зашла меня развлечь.
— И ты придешь к нам завтра на ужин? Это будет среда.
— Буду с нетерпением этого ждать.
— В четверть восьмого?
— В четверть восьмого.
Они улыбнулись — оба были довольны уговором. Потом он наклонился, чтобы открыть ее дверь. Лиз вышла из машины, взбежала по обледеневшим ступеням под защиту крыльца и обернулась, чтобы помахать ему на прощание. Но Оливер уже уехал, был виден лишь зад его машины, удалявшейся по аллее в сторону усадьбы Кейрни.
В тот вечер, когда Лиз нежилась в ванной, раздался телефонный звонок. Звонили из Лондона. Завернувшись в банное полотенце, она подошла снять трубку и услышала на другом конце провода голос матери.
— Элизабет?
— Привет, мама.
— Как ты, дорогая? Как дела?
— Все прекрасно. Отлично. Замечательно.
Элен не ожидала услышать такой жизнерадостный ответ. В ее голосе появилась озадаченность:
— Но ты была на похоронах?
— О да, это было ужасно. Очень тяжко от начала до конца.
— Тогда почему же ты не возвращаешься… Мы пробудем здесь еще несколько дней.
— Я пока не могу приехать… — Лиз поколебалась.
Обычно она держала все свои секреты в себе, и Элен всегда жаловалась, что не знает, что происходит в жизни ее единственной дочери. Но сейчас Лиз чувствовала потребность с кем-то поделиться. Восторг от того, что произошло сегодня и могло произойти завтра, рвался наружу, и она чувствовала, что если не поговорит с кем-нибудь об Оливере, то просто лопнет.
Она закончила фразу неожиданным искренним признанием:
— …дело в том, что здесь сейчас Оливер. И завтра вечером они придет к нам на ужин.
— Оливер? Оливер Кейрни?
— Ну да, конечно, Оливер Кейрни. Разве мы знаем еще какого-нибудь Оливера?
— Ты хочешь сказать… Из-за Оливера?
— Да, из-за Оливера, — Лиз рассмеялась, — ой, мама, не будь такой непонятливой!
— Но я всегда думала, что это был Ч…
— Нет, не был, — поспешно произнесла Лиз.
— И что Оливер сказал обо всем этом?
— Ну, я не думаю, что он был так уж недоволен.
— Ну, я не знаю… — голос Элен прозвучал смущенно, — я этого совсем не ожидала, но если ты счастлива…
— О да. Я счастлива. Поверь мне, я еще никогда не была так счастлива.
— Ну что ж, держи меня в курсе, — еле слышно ответила мать.
— Хорошо.
— И дай знать, когда соберешься уезжать…
— Вероятно, мы поедем вместе, — сказала Лиз, представляя себе, как это будет, — может быть, вместе приедем на машине. |