|
Он под-нялся и подошел к ней. – Что происходит? – О чем ты? У нее головная… – Не лги мне. Или у нее кома, или ее накачали лекарствами до такого состояния, что она еще не скоро придет в себя. Бекка долго и пристально смотрела ему в глаза, потом молча подошла к туалетному столи-ку и, положив на него пакет, вынула оттуда пузырек. Он взял лекарство, но его название ничего ему не сказало, потому что уже многие годы он не принимал ничего сильнее аспирина. – Что это? – Обезболивающее. – Ее огромные глаза казались потемневшими. – Самое сильное обезбо-ливающее после морфия. Тревис почувствовал страх. – Что с ней? Она махнула рукой в сторону двери: – Давай поговорим в гостиной. Ей лучше, когда ее ничто не беспокоит. Тревис вслед за Беккой вышел в гостиную, где она села на диван, обхватив руками колени. Он устроился рядом. – Я видел людей, страдающих от мигрени, но у Джой что-то другое. – У мамы… она… – Боль сжала горло Бекки так, что она не смогла выдавить из себя ни звука и отвернулась к окну. – Мы никому не говорили. Так трудно рассказать об этом кому-нибудь… – Но я ведь вам не чужой, Обезьянка. Взгляд, полный отчаяния, снова остановился на его лице. – Мама умирает. Тревис похолодел. Он не мог поверить в это. – Ты уверена? Бекка кивнула: – У нее опухоль мозга, поэтому и голова болит. Операцию она не перенесет. Да мне и не-чем оплатить ее – я и за пять лет не соберу столько денег. – Скольким врачам ты ее показывала? – Двум. Одному в Техасе, где мы жили семь лет. И другому в Далласе. Они оба сказали од-но и то же. – Но этого недостаточно! Они могут ошибаться! Мы должны показать ее лучшему специа-листу штата. – Разве бы я не сделала этого еще два года назад, когда узнала об опухоли? К несчастью, я не могу позволить себе такую дорогую консультацию. – Зато я могу. У меня денег больше, чем я способен потратить. Моими средствами распо-ряжается сестра Клэр – она их куда-то вкладывает. Но теперь… – Нет! – воскликнула Бекка. – Я не могу! Я не нуждаюсь в благотворительности. – Даже если речь идет о жизни твоей матери? Она отпрянула, как если бы он ударил ее. – Послушай, это не честно. Ты не знаешь, через что мы прошли за эти два года. Я делаю все, что могу, и мама получает все, что врачи ей прописали. Он придвинулся ближе: – Прости, это правда, меня не было рядом, и я об этом очень сожалею. Но теперь я поста-раюсь исправить положение. Два года – долгий срок, а медицина сейчас развивается стреми-тельно… Мы найдем ей лучшего врача. Бекка отвернулась. – Она моя мама, Тревис, а не твоя. Все это не должно тебя касаться. Он вздрогнул. Ее слова больно ударили его, возвращая к событиям пятнадцатилетней дав-ности, когда Ларсоны внезапно уехали, оставив насиженное место. Но ведь они были частью его жизни, заменили ему родителей. Известие о смертельной болезни Джой заставило его испытать такую боль, будто ему предстояло второй раз потерять собственную мать. Нет, он не сдастся без боя! – А я считаю, что касается. Если ты не хочешь смерти Джой, тебе придется принять эту, как ты говоришь, благотворительность. Он намеренно придал своим словам жесткость, задевшую Бекку. Девушка в гневе швырну-ла в него подушкой: – Как ты можешь говорить мне такое! Ты понятия не имеешь, что я чувствую! Ты не зна-ешь, мы не можем себе позволить… – Зато я могу позволить себе позаботиться о ней. – Врачи сказали, что только двадцать процентов пациентов выживают после такой опера-ции. – Внезапно гнев покинул ее, и она залилась слезами: – Ты не понимаешь! Так она будет со мной еще несколько месяцев, может даже, год! Если я потеряю ее… У меня больше никого нет, никого! Я останусь совсем одна! Ее горе потрясло Тревиса. |
