– В конце концов, мне скрывать нечего. Я работаю у всех на виду. Изучаю течения.

– Течения? – повторил Мэр, продолжая улыбаться.

– Да, течения. Хочу понять, каким образом тела этих людей могло прибить на пляж острова. Это не подчиняется никакой логике.

– По-вашему, морями управляет логика?

– Я говорю о логике в физическом смысле: если объект бросить в воду в определенном месте, морские течения отнесут его в другое конкретное место. Направление течений известно. В них возникают лишь незначительные сезонные изменения, не мне вам это объяснять. Я проследовал по маршруту контрабандистов, которые за баснословные деньги обещают мигрантам доставить их на другой континент. На этом пути в различных точках, а их было десять в общей сложности, я бросал в воду манекены. До сих пор ни один из них к берегу нашего пляжа не прибило.

– Море иногда любит подождать. У него свое понятие о времени, – заметил Мэр, с лица которого сошла улыбка. – Честно говоря, я не понимаю, что вы собираетесь этим доказать.

Учитель впервые позволил себе улыбнуться. Он тяжело дышал, будто только что совершил длительную пробежку, и никак не мог успокоить руки. Мэр выжидал. Механика этого человека подчинялась другим законам, не таким, как его собственная. Он – безумец, руководимый своей чувствительностью, ее раб. И этот человек пойдет до конца. Теперь Мэр окончательно в этом убедился и был вынужден признать очевидное: ничто не сможет его остановить. Без сомнения, Учитель видел в своих поисках некую миссию, высшую цель, позволявшую ему забыть о жалком и преходящем существовании, о тяжелом и неблагодарном преподавательском труде, о скучной и бесцветной жизни.

Это был тот тип мужчин, которые во время войн поднимались во весь рост из окопов, увлекая за собой остальных, безразличные к свисту пуль, косивших людей направо и налево. Он был из породы тех, кто в обычной жизни и мухи не мог обидеть, зато во времена революций не моргнув глазом посылал вчерашних собратьев на эшафот. Из тех, кто, до сих пор пребывая в детстве и его химерах, мог во имя веры без зазрения совести уничтожать не разделявших этой веры. Такие не принадлежали миру людей, ставшему результатом приспособленчества, компромиссов и уступок. Этот человеческий вид мог плодить только идиотов, мучеников или палачей. И Мэр не собирался становиться его жертвой.

– Вы обо всем узнаете в самом скором времени. А сейчас позвольте мне уйти, я должен подготовиться к завтрашним занятиям.

Раздосадованный и погруженный в задумчивость, Мэр еще долго оставался в своем кресле. Рядом часы с тихим треском ломающегося дерева отсчитывали секунды. Он вдруг представил крошечного механического дровосека, незримого и неутомимого, занятого своей работой. Затем из кухни послышался голос жены, которая звала его ужинать. Но есть не хотелось. Учитель отбил у него всякий аппетит.

XI

В пятницу двадцать восьмого и в субботу двадцать девятого сентября произошли два важных события, которые изрядно пощекотали кое-кому нервы. В пятницу около полудня двое детей нашли на пляже манекен. Не зная, что он принадлежал Учителю, они предупредили об этом первого же встреченного ими взрослого, которым оказался Кюре. Он возвращался с пасеки, неся в обеих руках ведерки с урожаем меда.

Священник отправился с детьми на пляж, а когда увидел манекен собственными полуслепыми глазами в слишком слабых очках, то перво-наперво решил, что это нечто вроде языческого идола. Он осенил его крестом своих четок и принялся читать молитву, приглашая детей присоединиться.

Мальчики, намного лучше разбиравшиеся в таких вещах, чем Кюре, объяснили, что это просто манекен, который обычно используют в бассейне, обучая инструкторов по плаванию и спасателей. Имитирующий утопающего торс из пластика, утяжеленного свинцом, примерно такого же веса и роста, как человек.