– Кличка собаки – Китмир, – сказал Эль Мадани, – но ее называют также Куотмоур. Знаете, у персов эта собака, собака из пещеры, стала покровительницей переписки.

– В суре есть плошка, полная монет?

– Нет, плошки нет по той простой причине, что у спящих деньги были в карманах. Когда они пробуждаются, то дают одному из своих деньги, чтоб тот купил лучшие яства, какие только можно найти. Они голодны. Но посланец выдает себя, потому что его монеты не только больше не в ходу, но равняются теперь целому состоянию. И люди преследуют его и попадают в пещеру как раз в погоне за этим сокровищем: вот каким образом открывают спавших.

– Плошка, однако, в деле, которым я занимаюсь, имеет объяснение, – сказал Монтальбано Рахману, – потому что юношу и девушку положили в пещеру обнаженными и следовательно, куда‑то же нужно было поместить деньги.

– Согласен, – ответил Эль Мадани, – однако в Коране не говорится, что они чувствовали жажду. И значит, сосуд с водой, если основываться на суре, – предмет совершенно посторонний.

– Я знаю множество легенд о спящих, – прибавил Рахман, – но ни в одной из них не говорится о воде.

– Сколько спящих было в пещере?

– Сура не говорит об этом прямо, возможно, число не имеет значения, – трое, четверо, пятеро, шестеро, если не считать собаки. Но постепенно установилось мнение, что спящих было семеро, а с псом – восьмеро.

– Если это вам может пригодиться, я хочу сказать, что сура берет за основу христианскую легенду о спящих из Эфеса, – уточнил Эль Мадани.

– Существует даже современная египетская пьеса «Ahl al‑kahf», то есть «Спящие в пещере», писателя Тауфика аль‑Хакима . В ней христианские юноши, преследуемые императором Децием, погружаются в глубокий сон и пробуждаются во времена Феодосия Второго. Их трое, и с ними собака.

– Значит, – подытожил Монтальбано, – тот, кто перенес тела в пещеру, без сомнения, знал Коран и, возможно, также и пьесу этого египтянина.

– Синьор директор? Монтальбано это. Звоню вам из Мадзара дель Валло и прямо сейчас выезжаю в Марсалу. Простите за спешку, но мне нужно спросить у вас одну очень важную вещь. Лилло Риццитано знал арабский?

– Лилло? Да не смешите!

– Не может быть, что он учил его в университете?

– Исключено.

– По какой специальности он защитился?

– Итальянский, у профессора Аурелио Котронео. Может, он даже называл тему дипломной работы, но я ее забыл.

– У него был какой‑нибудь приятель‑араб?

– Насколько мне известно, нет.

– Были в Вигате арабы в сорок втором – сорок третьем?

– Комиссар, арабы тут были в эпоху арабских завоеваний и потом вернулись в наши дни, бедолаги, но уже не как завоеватели. В ту пору их не было. Да что вы к ним прицепились, к арабам‑то?

Когда они выехали в направлении Марсалы, уже стемнело. Ливия была довольная и оживленная, знакомство с женой Валенте доставило ей удовольствие. На первом перекрестке вместо того, чтобы повернуть направо, Монтальбано повернул налево, Ливия это тут же заметила, и комиссару пришлось долго петлять, чтобы опять попасть на нужную дорогу. На втором перекрестке, может для симметрии, Монтальбано сделал все наоборот – вместо поворота налево взял направо, и Ливия, занятая разговорами, не отдала себе в этом отчета. К их великому изумлению, они опять оказались в Мадзаре. Ливию взорвало.

– Ну нет, с тобой нужно просто ангельское терпение!

– А ты‑то куда смотрела! – это Монтальбано сказал на диалекте.