К тому времени остальные соперники лишь приходили в себя. Лежащий Заремба нашаривал что-то вокруг себя, нашел трубку и потянул ко рту. Чемоданов тяжело сел, привалившись к косяку.

Оттолкнув агонизирующее тело, Никитос схватил зип, торопливо нажал мигающую кнопку, и сосуд толчком закрылся. Неожиданный механический звук заставил его обернуться. Везение его кончилось, как и должен был завершиться жизненный путь.

Чемоданов за это время окончательно опомнился, нашел умхальтер и целил в него.

Если бы Никитос не потерял столько крови, у него еще был шанс перекатом уйти из-под прямого выстрела, а потом прыжком достать до противника. Даже если бы его подстрелили в полете, он успел бы массой сбить соперника с ног и выбраться наружу.

Но у ослабленного, потерявшего много крови, шанса не было никакого. Никитос лишь смог заслониться зипом, моля бога, чтобы чемоданчик оказался достаточно прочным, и выдержал удар пули. Но он сознавал, что все его мольбы бесполезны, Бог на этом корабле и не ночевал.

Но чудеса встречались и здесь. Гэбээровец заорал во всю глотку, когда его внезапно ударило в спину прилетевшим снаружи предметом, наклонился и высадил предназначенную полковнику очередь в пол.

Второго шанса Никитос ему не дал, схватив зип в охапку, выпрыгнул через разбитый пульт на палубу.

– Убейте его! – крикнул Заремба вслед.

Кто-то попался навстречу, так как руки были заняты, Никитос поднырнул под нападавшего и скинул через леера.

По трапу встречно грохотали шаги. Не разбирая, он прыгнул туда ногами вперед. Во что-то врезался, завяз во многих телах. Отчетливо понимая, что если сейчас зажмут, то конец, он предпринял отчаянное последнее усилие, метнулся в брешь и трюк опять прошел. Вместе с несколькими телами он выкатился из средней надстройки на палубу.

Драться было тяжело. Он различил спецмоновские нашивки и заорал:

– Как стоите перед командиром, сынки! Смирно! Перед вами полковник!

Спецмоновцы шарахнулись в стороны, и он окончательно разметал их, отмахиваясь зипом как кувалдой. По трапу сверзился Чемоданов с криком:

– Вали его!

И сразу еще с трапа высадил длинную очередь, сразив нескольких своих человек, кому не повезло оказаться на линии огня.

Но Никитос был уже на канате и, закинув хозяйственную сумку с зипом за спину, головой вниз ушел вниз в темноту. Чемоданов подбежал и высадил оставшиеся патроны в одну очередь.

Никитос и тут его обдурил. Перебирая ногами, убежал в сторону, пропуская мимо свинцовый смерч.

Одиноко светящийся в ночи распахнутый иллюминатор служил ему отличным ориентиром.

Закинув сначала туда зип, он, обдирая бока, влез следом.

– Я вернулся! – вскричал он.

Ему никто не ответил. Каюта была пуста.

Счастливчику и его людям удалось загнать Секу в среднюю настройку. Над ней возвышались две трубы и пустые шлюпочные ростры. Настройка включала в себя камбуз, посудомойку, сушилку и прочие подсобные помещения. Деться отсюда Секе было решительно некуда.

Ту же идею высказал Мормышка. Счастливчика раздражала тупизна его людей, но это были лучшие его люди. В комингсе имелся крохотный иллюминатор, в котором он увидел толстого кока и спросил, не видел ли он посторонних. Кок был, как и весь экипаж, дауном, но слово "чужой" понял.

Усердно замотав головой, он погрозил зажатыми в руках мощным черпаком и разделочным ножом.

– Вот и умница! Никого не пропускай, мы сейчас будем, получишь награду.

Однако когда они с Мормышкой и Шкотом с полной предосторожностью, выставив умхальтеры, вошли на камбуз, толстяк, поскуливая, распростерся навзничь на полу.

Поварешка лежала в одном углу, нож в другом, а на лбу дауна вздувалась огромная шишка.

– Награда? – ныл толстяк, просительно протягивая длань.