Я протягиваю руку к камере. Накройте мою руку своей на экране телевизора и повторяйте слова молитвы. — Рука Энгли заняла едва ли не весь экран. — Я верю в Иисуса Христа и в то, что Он умер на кресте за наши грехи, и именем Его я приказываю демонам, вызывающим мою болезнь, покинуть меня.

Над рукой Энгли появилось его лицо. Суровое, решительное, одержимое.

— Излечись! Излечись! Во имя нашего Господа Иисуса Христа, Излечись!

Рука Энгли ушла вниз, камера крупным планом показала его теперь уже счастливо улыбающееся лицо.

— Благодарю, дорогой Иисус! Твоя забота исцелила меня, я опять здоров. Экран померк, потом вспыхнул вновь. Энгли по-прежнему улыбался.

— Присоединяйтесь к нам на следующей неделе. Эрнст Энгли ждет вас в среду вечером в Сивик-Холл в Чарлотте. А мы будем рады получить ваши дары любви и те деньги, что вы можете выкроить из вашего бюджета, ибо без них мы не сможем нести людям слово Божье. И пусть хранит вас Господь до этого вечера. От имени Спасителя нашего Иисуса Христа я благодарю вас.

Пастырь нажал кнопку на дистанционном пульте управления. Экран погас. Он повернулся к Джейн.

— Что ты сказала?

— Ты не слушаешь меня, — с обидой ответила она. — Неужели тебе не хватает религии днем? Так ли нужно смотреть по вечерам передачи других проповедников?

— Иначе мне не узнать, что они делают. Можно как угодно расценивать деятельность преподобного Энгли, но в одном он абсолютно прав. Он идет к людям и говорит с ними. И не полагается на одно лишь телевидение.

Джейн пристально посмотрела на него.

— Похоже, тебе хочется того же.

— Мне недостает таких вот встреч, — признал Пастырь. — Хочется смотреть в их лица, когда несешь им слово Господнее и чувствуешь их ответную реакцию.

— Тебе нет нужды так надрываться. Дела у тебя идут лучше, чем у остальных, и ты никогда не клянчил у них денег, как тот же Энгли. Значит, ты все делаешь правильно.

Пастырь покачал головой.

— Если речь идет о деньгах, что поступают к нам, то я тут ни при чем. Благодарить надо только тебя. Такой совершенной программы, автоматически рассылающей письма и буклеты всем тем, кто занесен в память компьютеров, нет ни у одного из телепроповедников. И им никогда не угнаться за нами. — Он притянул ее к себе на кровать. — Так что я прослушал?

— Папочке не понравился ход сегодняшнего заседания.

Их взгляды встретились.

— Я это знаю. — Он сунул руку ей под халат, обхватил пальцами грудь. — Твой папочка любит, что бы все было так, как ему хочется.

Она сжала его руку своей, чтобы он не играл ее соском.

— Я говорю серьезно, Эндрю.

— Я тоже, — он почувствовал, как набухает сосок, и улыбнулся. — Когда мы в последний раз вместе выкуривали «косячок»?

Выражение ее лица смягчилось, губы коснулись его щеки. Она положила голову Пастырю на плечо.

— Давным-давно.

Он быстро поцеловал жену.

— И я так думаю.

Джейн привалилась к подушке, а Пастырь выдвинул ящик столика у кровати, достал деревянную сигаретницу, поднял крышку, показав ей лежащие аккуратным рядком самокрутки. Она удивленно воззрилась на него.

— Где ты их взял?

— Чарли прислала из Лос-Олтоса. — Он улыбнулся. — Тут твой отец добился своего, но, полагаю, никто из нас особо не огорчился.

Она поняла, о чем речь. Старику потребовалось почти три года, чтобы избавиться от гарема, как он называл девушек. Последними оставались Чарли и Мелани, но и они уехали, когда Пастырь предложил им вернуться в Лос-Олтос и возродить там общину.