Краса сквозь легкий проникает

         Стыдливости покров;

         Так утро тихое сияет

         Сквозь завес облаков.

         Трепещут перси; взор склоненный;

         Как роза, цвет ланит…

         И деву-прелесть изумленный

         Отшельник в госте зрит.

         «Простишь ли, старец, дерзновенье,

         Что робкою стопой

         Вошла в твое уединенье,

         Где бог один с тобой?

         Любовь надежд моих губитель,

         Моих виновник бед;

         Ищу покоя, но мучитель

         Тоска за мною вслед.

         Отец мой знатностию, славой

         И пышностью гремел;

         Я дней его была забавой;

         Он все во мне имел.

         И рыцари стеклись толпою:

         Мне предлагали в дар

         Те чистый, сходный с их душою,

         А те притворный жар.

         И каждый лестью вероломной

         Привлечь меня мечтал…

         Но в их толпе Эдвин был скромный;

         Эдвин, любя, молчал.

         Ему с смиренной нищетою

         Судьба одно дала:

         Пленять высокою душою;

         И та моей была.

         Роса на розе, цвет душистый

         Фиалки полевой

         Едва сравниться могут с чистой

         Эдвиновой душой.

         Но цвет с небесною росою

         Живут единый миг:

         Он одарен был их красою,

         Я легкостию их.

         Я гордой, хладною казалась;

         Но мил он втайне был;

         Увы! любя, я восхищалась,

         Когда он слезы лил.

         Несчастный! он не снес презренья;

         В пустыню он помчал

         Свою любовь, свои мученья —

         И там в слезах увял.

         Но я виновна; мне страданье;

         Мне увядать в слезах;

         Мне будь пустыня та изгнанье,

         Где скрыт Эдвинов прах.