сознавать все уровни смысла, заложенные в том, что он пишет.

    Менее склонный к выживанию и, возможно, более добрый человек мог

бы проглотить эти слова и отступить; но я не такой… и не отступил.

    - Святой отец, если вы столь безупречно разбираетесь в тончайших

нюансах моего рассказа, если вы заметили в нем то, о чем я даже не

подозревал… то как вышло, что вы не заметили того, что женщина в

рассказе чернокожая ?

    Иезуит снова надулся и запыхтел. Изумился:

    - Чернокожая? Чернокожая? Где это написано?

    - Да вот же. Открытым текстом: «Черты ее лица, словно вырезанного

из черного дерева, резко выделялись на фоне ослепительно белого

снега». Никакого подтекста, никакого символизма, просто черное на

белом фоне. В двух местах.

    Он секунду подумал.

    - Гм-м, да, конечно, я это увидел ! Но подумал, что вы имели в

виду…

    И я победно развел руками. Что и требовалось доказать. Больше меня

на конференции «АСЯ» не приглашали.

    Во многом именно из-за этого рассказа все мною написанное назвали

«жестоким». Кровавым. Полным ненависти. Негативным. Когда я говорю на

лекции, что «У меня нет рта…» рассказ позитивный, гуманистический и

оптимистический, то неизменно наталкиваюсь на смущенные и недоверчивые

взгляды. Долгие годы для множества читателей этот рассказ был примером

тщетности и отвратительного унижения человеческого духа. Впечатление

от завязки и несколько романтизированный ужас развязки скрыли от них

заложенную в рассказ суть, его главное послание к читателю… которое я

намеревался сделать позитивным и оптимистическим. То, что большая

часть читателей не смогла ощутить этот аспект произведения, вынуждает

меня разрываться между самобичеванием за неспособность растолковать

собственную мысль… и ненавистью к читателям за то, что они читают

слишком быстро и поверхностно. (Последнее, присущее подавляющей части

вымирающего вида под названием «читатели», есть симптом пониженной

способности к усвоению прочитанного, приобретенной за годы на диете из

книжонок серии «Нежная ярость любви», Барбары Картленд и Джеки

Коллинз, раздутых рассказов, называемых романами (например, Кен

Фоллетт и Сидни Шелдон), и неряшливых трах-бах приключений в мягких

обложках, состряпанных полуграмотными авторами ужастиков и фантастики.

Чтобы быть справедливым, отмечу - создается впечатление, будто я

возвышаю себя в собственных глазах, обвиняя читателей; но даже когда я

пригвождаю себя к позорному столбу за упорное несовершенство подобного

рода со стороны части моей аудитории, возлагая отчасти вину за это на

далеко не безупречного автора, я обнаруживаю, что браню себя за

попытку быть мягким. И это вовсе не кажется мне уголовным

преступлением. Если описать некоторое количество обезглавливаний и

автокатастроф, обязательно появится страстное желание доказать

что-либо непрямыми средствами. Головоломка какая-то.)

    Пытаясь объяснить все упомянутое выше - то, что предшествовало

замечаниям в скобках, - прошу вас задуматься над двумя элементами «У

меня нет рта…», которые, к моему изумлению, ускользнули от внимания

большинства читателей.

    Во-первых, рассмотрим такой персонаж, как Эллен.

    Время от времени мне приходится отбиваться от обвинений в том, что

мои рассказы отражают ненависть автора к женщинам. Мне хотелось бы,

чтобы мои руки были абсолютно чисты в смысле сексизма, проявляющегося

в моих произведениях, но я, увы, родился в 1934 году.