|
Державы недавно отклонили подобное же предложение Франции. Вмешательство обоих дворов, французского и английского, могло бы носить лишь насильственный характер в случае отклонения посредничества со стороны России, но сердечные и доброжелательные отношения, существующие между сент-джемским и санкт-петербургским кабинетами, не позволили бы его величеству королю Великобритании решиться на вмешательство подобного рода. Еще не наступило такое время, когда можно было бы, рассчитывая на успех, предпринять подобные действия против воли государя, права которого бесспорны».
Но это еще не все. 23 февраля 1848 г. г-н Ансти сделал в палате общин следующее заявление: «Швеция мобилизовала свой флот для того, чтобы предпринять диверсию в пользу Польши и вернуть себе свои прибалтийские провинции, столь несправедливо отторгнутые от нее во время последней войны. Наш посол при стокгольмском дворе получил от благородного лорда инструкции в духе, противоположном этим планам, и Швеция прекратила свои военные приготовления. С аналогичной целью персидский двор послал армию под командованием персидского наследного принца, которая в течение трех дней уже двигалась по направлению к русской границе. Секретарь посольства при тегеранском дворе, сэр Джон Мак-Нейл, выехал вслед за принцем, и, несмотря на то, что находился на расстоянии трехдневного пути от главной квартиры, нагнал его; в соответствии с инструкциями благородного лорда он стал от имени Англии грозить Персии войной, если принц продвинется хотя бы еще на один шаг к русской границе. Подобные же побудительные средства благородный лорд применил и для того, чтобы воспрепятствовать Турции возобновить с своей стороны войну». Возражая против требования полковника Эванса, чтобы были представлены документы относительно нарушения Пруссией ее мнимого нейтралитета в русско-польской войне, лорд Пальмерстон заявил, что «министры Великобритании не могут взирать на эту борьбу без глубочайшего сожаления, и они получат величайшее удовлетворение, если увидят ее окончание». (Палата общин, 16 августа 1831 года.) Разумеется, он хотел увидеть ее окончание как можно скорее, и Пруссия разделяла его чувство. Позднее по другому поводу г-н Г. Галли Найт в следующих словах резюмировал все поведение благородного лорда по отношению к польскому восстанию: «Как только дело касается России, в поведении благородного лорда проявляется любопытная непоследовательность… В польском вопросе благородный лорд нас все время разочаровывал. Вспомним, что благородный лорд, когда от него настойчиво требовали употребить свое личное влияние в пользу Польши, вполне признавал справедливость ее дела и наших жалоб, но говорил нам: проявите только сдержанность в настоящий момент — вот-вот должен отправиться посол, известный своим либеральным образом мыслей, и вы можете быть уверены, что мы сделаем все как следует; вы только помешаете его переговорам, если рассердите державу, с которой ему придется иметь дело, а потому последуйте моему совету и сохраните сейчас спокойствие; будьте уверены, что этим будет достигнуто многое. Мы поверили этим уверениям; либеральный посол уехал; вел он когда-либо переговоры по этому вопросу или нет, мы так и не узнали. Единственное, что мы получили, это были красивые фразы благородного лорда и больше ничего». (Палата общин, 13 июля 1840 года.) После того как так называемое Царство Польское исчезло с карты Европы, оставался еще призрачный остаток польской национальной самостоятельности в виде вольного города Кракова. Во время общей анархии, последовавшей за падением Французской империи, царь Александр не то чтобы завоевал герцогство Варшавское, но просто-напросто конфисковал его и, разумеется, стремился удержать его в своих руках вместе с Краковом, который включен был Бонапартом в состав герцогства. Австрия, некогда владевшая Краковом, желала получить его обратно. Царь, видя, что он не может получить Краков, но не желая уступить его Австрии, предложил сделать его вольным городом. |
