Изменить размер шрифта - +
Большая часть этих «образцовых» сочинении весьма легко могли бы почесться образчиками бездарности и безвкусия. «Воспоминания в Царском Селе» Пушкина были действительно одной из лучших пьес этого сборника, а Пушкин никогда не помещал этой пьесы в собрания своих сочинений, как будто не признавая ее своей, хотя она и напоминала ему одну из лучших минут его юности.[19 - На самом деле стихотворение «Воспоминания в Царском селе» (1815) позднее перерабатывалось Пушкиным (он исключил похвалы Александру I) и готовилось им к переизданию в собрании стихотворений в 1826 году. Издание это, однако, не состоялось.] И потому стихотворения Пушкина, о которых мы начали говорить, имели бы полное право, особенно тогда, смело итти за образцовые и не в таком сборнике, – только через меру строгий художнический вкус Пушкина мог исключить из собрания его сочинений такую пьесу, как, например, «Гораций».[20 - Стихотворение это – перевод VII оды из 2-й книги Горация. Белинского ввело в заблуждение издание 1841 года, в котором оно произвольно названо «Гораций» и включено в IX том вместе с лицейскими стихотворениями.] Перевод из Горация, или оригинальное произведение Пушкина в горацианском духе, – что бы ни была она, только никто ни из старых, ни из новых русских переводчиков и подражателей Горация не говорил таким горацианским языком, и складом и так верно не передавал индивидуального характера горацианской поэзии, как Пушкин в этой пьесе, к тому же и написанной прекрасными стихами. Можно ли не слышать в них живого Горация? —

 

         Кто из богов мне возвратил

         Того, с кем первые походы

         И браней ужас я делил,

         Когда за призраком свободы

         Нас Брут отчаянный водил;

         С кем я тревоги боевые

         В шатре за чашей забывал

         И кудри, плющем увитые.

         Сирийским мирром умащал?

 

         Ты помнишь час ужасной битвы,

         Когда я, трепетный квирит,

         Бежал, нечестно брося щит,

         Творя обеты и молитвы?

         Как я боялся! как бежал!

         Но Эрмий сам незапной тучей

         Меня покрыл и вдаль умчал

         И спас от смерти неминучей.

 

         А ты, любимец первый мой,

         Ты снова в битвах очутился…

         И ныне в Рим ты возвратился,

         В мой домик темный и простой.

         Садись под сень моих пенатов!

         Давайте чаши! Не жалей

         Ни вин моих, ни ароматов!

         Готовы чаши; мальчик! лей;

         Теперь не кстати воздержанье:

         Как дикий скиф, хочу я пить

         И, с другом празднуя свиданье,

         В вине рассудок утопить.

Быстрый переход