Идея у него такая: поехать в Гармиш-Партенкирхен и взять у Незванского интервью. Подробное, с творческим методом, с творческими планами и все такое. Вполне уважительное. А потом дать интервью с комментарием Туполя и с рассказом о пресс-конференции. Каждое слово Незванского будет звучать дешевым фарсом. И если даже после этого читатели не увидят, что их любимый автор пройдоха и жулик, тогда не знаю, чем можно их убедить.
— Неплохая идея, — одобрил Леонтьев. — При чем тут я?
— Вы и поедете к нему. С прессой он отказывается встречаться. С коллегой-писателем встретится…
— Эдвард Анатольевич Туполь, — сообщила секретарша.
— Просите.
Туполь оказался сухощавым человеком с острым носом, с острым лицом, с седыми волосами, всклокоченными так, будто он только что встал из-за письменного стола, за которым мучительно искал слова и в отчаянии лохматил волосы. Энергия так и била из него, искала выхода. Ему даже трудно было сидеть на месте — так и норовил вскочить и забегать по кабинету.
— Знакомьтесь, Эдвард Анатольевич, — предложил Володя.
— Незванский, — представился Леонтьев.
— Как Незванский? Какой Незванский? — озадачился Туполь. — А, понимаю. Вы тоже Незванский? У меня такое чувство, что все писатели России стали Незванскими. Я видел уже человек десять.
— Я — больше.
— Валерий Николаевич Леонтьев писатель, — подсказал Володя.
— Что вы написали? — живо заинтересовался Туполь.
— Семь романов Незванского. Четыре один, три с соавтором. Не читали?
— Я это говно не читаю! Извините. Ваши романы, возможно, не говно. Но от одного этого имени мне блевать хочется.
— Я рассказал Валерию Николаевичу о вашей идее…
— Он, конечно, согласился?
— Этого я не успел спросить. Как вы насчет того, чтобы прокатиться в Германию?
— Никак.
— Почему? — удивился Володя. — На халяву!
— Мне это неинтересно.
С тех пор, как границы открылись и трудности остались только с деньгами, зарубежные путешествия потеряли для Леонтьева притягательность. В советские времена он побывал с писательскими группами в Египте, в Венгрии, в ФРГ, в Болгарии. В постсоветские слетал с женой в Турцию, в знаменитую Анталью. Когда он рассказывал, что был в Турции, у него все время возникало такое чувство, будто он слегка врет. Никакая это была не Турция, а так, что-то среднеарифметическое от европейских курортов. Даже вышколенная обслуга была мало похожа на турок. Жене понравилось: можно вставать из-за стола и ни о чем не думать, все включено. Леонтьеву не понравилось: слишком жарко, слишком тесно. Пару раз съездил в Болгарию, где выходили его книги, с болгарским издателем наполнил воздухом много бутылок «Солнцева бряга» — так болгары называют выпивку. У русских — осушить бутылку, у болгар — наполнить воздухом. А больше никуда не тянуло.
Тащиться в Гармиш-Партенкирхен посреди зимы, бросать идущую к концу работу — ради чего?
— Валерий Николаевич, а ведь вы не можете отказаться, — сказал главный редактор «Курьера». — Вы запустили утку о смерти Незванского, вы обнаружили подставу на пресс-конференции…
— Так это были вы? — закричал Туполь. — Гениально! Поздравляю! Гениально! Я бы до такого не додумался!
Он вскочил с места и долго тряс Леонтьеву руку.
— Оказывается, еще есть в России честные писателиОказывается, еще есть свободная журналистика! НезависимаяПринципиальная! Я стал лучше думать о России!
— Эдвард Анатольевич, мы очень за вас рады. |