А заведение называлось «La Esperanza del Mundo» — «Надежда мира». Там грубо накрашенная девочка, почти ребенок, в заляпанном грязью кимоно и с рукой на перевязи, либо молча плакала, либо бессловесно позволяла мужчинам уводить себя в номера, причем денег за это с них брали меньше двух долларов.

От плача он согнулся пополам, не выпуская ее из объятий. Закрыл ей рот ладонью. Она отвела ее.

— Hay más , — сказала она.

— Не надо!

Она бы ему рассказала больше, но он снова приложил пальцы к ее губам. Сказал, что его интересует только одно.

— Lo que quieras , — сказала она.

— Te casas conmigo .

— Sí, querido , — ответила она. — La respuesta es sí . Я согласна.

Когда он появился в кухне, Орен с Троем и Джеем Си уже там сидели, он кивнул им, шагнул к плите, взял свой завтрак и кофе и прошел к столу. Трой слегка подвинул свой стул, чтобы он поместился.

— Ну что, тяжкие и старательные ухаживания еще не совсем подорвали твои силы?

— Черт побери, — сказал Джей Си. — У него их столько, что, даже если он их подорвет, тебе за этим ковбоем не угнаться.

— Я говорил с Кроуфордом про твоего коня, — сказал Орен.

— Что он сказал?

— Он сказал, что у него вроде бы есть покупатель, вопрос только, согласишься ли ты снизить цену.

— Цифра все та же?

— Цифра все та же.

— Думаю, что все-таки нет.

— Он может немножко приподнять. Но не намного.

Джон-Грейди кивнул. Сидит ест.

— Несколько больше ты мог бы получить, выставив его на аукцион.

— Аукцион только через три недели.

— Две с половиной.

— Скажи ему, что я бы согласился на три с четвертью.

Джей Си встал, унес свою посуду к раковине. Орен прикурил сигарету.

— Когда ты с ним увидишься? — спросил Джон-Грейди.

— Если хочешь, могу поговорить с ним сегодня же.

— Хорошо.

Сидит ест. Трой встал, унес свою посуду к раковине, и они с Джеем Си вышли. Джон-Грейди подчистил тарелку последним кусочком тортильи, съел его и отпихнул назад стул.

— Завтраки — всего-то по четыре минуты, а с профсоюзом неприятностей не оберешься, — сказал Орен.

— Мне надо срочно повидаться со стариком.

Он отнес тарелку и кружку к раковине, вытер руки о штаны и через кухню зашагал к двери в коридор.

Постучал в косяк двери офиса и заглянул туда, но комната была пуста. Пройдя по коридору дальше, к спальне Мэка, постучал в открытую дверь. Мэк вышел из ванной с полотенцем вокруг шеи и в шляпе.

— Доброе утро, сынок, — сказал он.

— Доброе утро, сэр. Подумалось, может, у вас найдется для меня минутка времени.

— Давай, заходи.

Мэк повесил полотенце на спинку стула, подошел к старомодного вида шифоньеру, взял оттуда рубашку, встряхнул, чтобы развернулась, и принялся расстегивать пуговицы. Тем временем Джон-Грейди стоял в дверях.

— Да заходи же, — сказал Мэк. — И шляпу свою чертову надень.

— Да, сэр.

Войдя на пару шагов в комнату, он остановился и надел шляпу. Стена напротив была увешана фотографиями в рамках — лошади, лошади, лошади. На комоде в затейливой серебряной раме фото Маргарет Джонсон Макговерн.

Мэк натянул рубашку, стоит застегивает.

— Да ты садись, сынок, — сказал он.

— Ничего, ничего.