– Сейчас промоем и так перевяжем, – Искрец глянул на него, опускаясь на колени, – а потом зелья сделаем, еще раз промоем.

К ним подошел Велеб – с топором за поясом, с мокрыми руками и кровавыми пятнами на подоле сорочки.

– Ранен? – окликнул его Лют.

– Нет, это я Кольбена перевязывал.

– Что у него?

– Да под щит рубанули, но кость цела. Ты заговаривать умеешь? – спросил Велеб Искреца, глядя, как тот перевязывает Люту бедро.

– Нет. Я ж не бабка!

– Тебе сколько лет? – Велеб присел рядом с Лютом.

– Ну… девятнадцатое идет… – тот удивился вопросу и не сразу сообразил. – Мистина так говорил.

– Точно не двадцатое?

– Да вроде. А тебе к чему?

– Мне – двадцатое. А заговаривать можно только моложе себя.

– Ты умеешь, что ли? – удивился Лют, не ожидавший таких умений от своего оружника.

Перевязывать в дружине все умеют, но заговаривать – особое искусство.

– Так я семь лет в Перыни у волхвов обучался, – Велеб поднял над раной ладони, будто ощупывая нечто невидимое.

– Вот те раз! – изумленный Лют взглянул на телохранителей. – У нас тут волхв завелся, а мы не знали.

– Мы думали, он только петь горазд, – хмыкнул Искрец.

– Да я не волхв… Просто… у Селимира, стрыя моего, сыновей так и не народилось, все думали, я после отца за ним буду…

– Чего – будешь?

– Ну, князем люботешским. Лежи тихо. Дренги, не болтайте пока.

Велеб наклонился над перевязанным бедром Люта, где на белом мягком полотне проступало кровавое пятно, и принялся шептать. Лют напряженно вслушивался, встревоженный этим лечением сильнее, чем самой раной. Велеб осторожно водил пальцем вокруг кровавого пятна, ни единого слова разобрать не удавалось. Все они сливались в единый шорох, но этот звук проникал, минуя уши, прямо куда-то внутрь. И впрямь человек умеет, мысленно отметил Лют.

Но лежать смирно ему было трудно: терзало беспокойство, что происходит за шатрами.

Наконец Велеб закончил: кровавое пятно застыло и больше не увеличивалось.

– Чего там, погляди! – Лют поднял голову к Сигдану, который, выпрямившись во весь рост, смотрел на мельтешение перед княжьим шатром.

– Уже почти все. Они уходят.

– Стой! – вдруг заорал Лют, так что Искрец дернулся и схватился за оружие. – Не бей!

Но не успел: у него на глазах Свейн Щербатый, в горячке ярости, рубанул секирой по незащищенной голове упавшего перед ним раненого в белой свите.

– Йотуна мать, Хель тебе в рыло! Свейн! Ты совсем дурной!

Свейн обернулся к Люту, опустив окровавленный топор и тяжело дыша:

– Этот гад убил Асбьёрна! Я должен был ему отомстить!

– Он же мог сказать, кто они такие и кто их привел! – уже тише, но с досадой ответил Лют.

У него закружилась голова и стало холодно без свиты – начала сказываться потеря крови.

– Ты мог бы отомстить куда лучше и с пользой для дела, – заметил Свейну Сигдан. – Если бы он прямо так сразу не захотел назвать имя своего вождя и прочее.

Лют только вздохнул: поздно. Вернулась мелькнувшая в первые мгновения битвы догадка. Белые свиты. Те же, что напали на Перезванец. Правда, зачерненных сажей лиц ни у кого не было, но…

– Ты глянь на них! – приказал он Велебу, который уже встал, собираясь к другим раненым.