Оставшись одни, княгини пришли к взаимному пониманию весьма быстро. Все знали условные, но как день ясные речи: что-де пришли мы не пол топтать, не язык чесать, не с бездельем, а с добрым делом; что есть-де у нас ярочка, а у вас барашек, и хорошо бы их вместе свести. Эльга дала понять, что такая невестка ей будет весьма приятна, и высказала условия. Их она заранее обдумала и обсудила с советниками. Получая в жены Яронегу, Благожитову дочь, Святослав вступал в родство с хотимиричами, а значит, обещал им полную безопасность и дружбу. Буде покусится на них какой враг – неманичи, угры или волыняне, то Киев обещал немедленную помощь войском и всем прочим. Но в ответ от Благожита требовалось клятвенно подтвердить при свидетельстве всех своих старейшин, что если он не оставит после себя сына, то земли его отходят Святославу.

Обсуждая это, Карислава чувствовала себя весьма натянуто – ведь у нее имелся сын, нареченный Будивоем. Она родила его в первый же год замужества, подтверждая, что обучение в Невидье наделило ее самой необходимой для женщины способностью. Но сейчас ему было всего шесть лет, и даже до первого срока совершеннолетия оставалось еще столько же. Если Войко умрет до того, как ему исполнится двенадцать; если он не успеет жениться и родить своих сыновей; если у Кариславы больше сыновей не будет… Для исполнения этого условия ей, как матери, предстояло пережить слишком большое несчастье, и она не хотела об этом думать. Но Эльга дала понять: лишь так Яра может сделаться княгиней киевской, старшей над всеми женами, которые еще могут появиться у Святослава в будущем, и матерью его собственных наследников.

Но Эльга понимала, как неприятно Кариславе об этом говорить, и была с нею ласкова. Поднесла ей целый локоть широкого – в сажень, узорного шелка с голубыми цветами на рудо-желтом поле. Даже лучше, чем тот синий шелк с тонким белым узором, что полосочкой лишь в два пальца шириной украшал подол собственного платья Эльги.

Задохнувшись от восторга, Карислава чуть дрожащими руками вынула припасенный подарок: развернула платок и подала Эльге свое самое большое сокровище.

Эльга глянула и удивленно подняла брови: не ждала, что в этакой глуши среди болот ей поднесут серьги критской работы с сердоликовыми подвесками. Но тут же невольно изменилась в лице, прикусила губу: она поняла, что это такое и откуда. Оттуда же, откуда погубившие Благожита хазарские кафтаны. Из ларя какой-то из перезванских жен, скорее всего, самой боярыни.

Мысли Эльги улетели назад, к осевшей могиле близ Перезванца. Посетив ее по дороге сюда, Эльга мысленно обратилась к этой женщине – отдельно от всех прочих, хотя даже не знала, из какого рода Перезван ее взял. Но это не важно. Ведь русь – это не племя, русь – это дружина. Эльга отдельно оплакала ее, свою незнакомую сестру. Она, княгиня киевская, стояла выше всех жен рода русского, Перезванова жена занимала местечко поскромнее, но обе они были женами воинов и делили с мужьями судьбу – славу или гибель.

Глядя на серьги, которые ей не без робости протягивала Карислава, Эльга несколько мгновений колебалась. Но потом все же улыбнулась и взяла подарок. К самому Перезвану они тоже, прямо говоря, попали не самым мирным путем, а как плоды военной добычи.

О своей главной трудности Карислава, разумеется, Эльге ничего не сказала. Эльга спрашивала, где сейчас невеста и когда можно будет ее увидеть, но Карислава лишь ответила, что та живет в лесу у мудрых жен. Обещала, что Яра появится, когда старшие полностью договорятся о свадьбе и всех условиях брака. Эльга не настаивала, лишь указала ей на Острогляда и Мистину – оба они состояли в свойстве со Святославом через своих жен, а значит, имели право обсуждать его женитьбу. Карислава заверила, что родичи невесты не замедлят явиться для этих обсуждений, а сама простилась с киевской княгиней.